Лживая взрослая жизнь

— Я должна уехать из Пасконе, Джанни, уехать из Неаполя. Виттория хочет, чтобы я осталась здесь, ей нравится постоянно воевать. Да и Роберто на самом деле думает, как она, он же сказал тебе, что за ним долг. А какой долг? Я хочу выйти замуж и жить в Милане в красивой собственной квартире, жить в покое.

Я растерянно посмотрела на нее.

— Даже если для него важно вернуться сюда?

Она замотала головой и расплакалась; мы остановились на пьяцца Данте. Я спросила:

— Ну зачем ты так?

Она вытерла глаза кончиками пальцами и сказала тихо:

— Поедешь со мной к Роберто?

Я сразу ответила:

— Да.

12

Маргерита позвала меня к себе в воскресенье утром, но я не пошла сразу к ней, а сначала забежала к Виттории. Я была уверена, что это она стоит за просьбой сопровождать Джулиану к Роберто, и догадалась, что поездку отменят, если я не продемонстрирую привязанность и покорность. Все это время я видела ее только мельком, когда ходила в гости к Джулиане. Виттория вела себя неровно. Со временем я пришла к выводу, что всякий раз, когда она узнавала во мне себя, ее переполняла нежность, а когда она обнаруживала во мне что-то от отца, то начинала подозревать, что я могу поступить с ней и с теми, кто ей дорог, так же, как много лет назад поступил с ней мой отец. Впрочем, я отвечала ей тем же. Я восхищалась Витторией, когда воображала, что, повзрослев, научусь бороться, и испытывала отвращение, когда узнавала в ней черты отца. В то утро я неожиданно подумала об одной мучительной и вместе с тем забавной вещи: в действительности ни я, ни Виттория, ни мой отец не могли оборвать наши общие корни и были обречены ненавидеть и любить — в зависимости от ситуации — себя самих.

День оказался удачным: Виттория была счастлива встретиться со мной. Я позволила себя обнять и поцеловать, Виттория, как всегда, долго меня тискала. “До чего же я тебя люблю!” — сказала она, и мы сразу направились к Маргерите. По дороге она рассказала мне то, что я и так уже знала, но я притворилась, будто слышу об этом впервые: Джулиане было позволено навестить Роберто в Милане считанные разы, и ее непременно сопровождал Тонино. Но теперь он уехал в Венецию, бросил семью — глаза Виттории наполнились слезами то ли боли, то ли презрения, — а поскольку на Коррадо положиться нельзя, она вспомнила про меня.

— С удовольствием, — ответила я.

— Но только сделай все, как надо.

Я решила ее немного подразнить — когда она бывала в хорошем настроении, ей это нравилось. Я спросила:

— В каком смысле?

— Джанни, Маргерита стесняется, а я нет, поэтому скажу тебе все как есть: ты должна сделать так, чтобы Джулиана все время была у тебя на глазах, днем и ночью. Ты понимаешь, о чем я?

— Да.

— Молодец. Мужчинам — запомни хорошенько! — надо только одно. Но до свадьбы Джулиана не должна ему давать, иначе он на ней ни за что не женится.

— По-моему, Роберто совсем не такой.

— Все они такие.

— Не уверена.

— Раз я говорю “все”, Джанни, значит, все.

— И Энцо тоже?

— Да Энцо многих бы переплюнул!

— А зачем же ты ему дала?

Виттория взглянула на меня с радостным изумлением. Потом расхохоталась, крепко обхватила за плечи и поцеловала в щеку.

— Ты прямо как я, Джанни, и даже хуже, оттого-то ты мне и нравишься. Я ему дала, потому что он уже был женат, у него было трое детей, если бы я ему отказала, мне бы пришлось с ним расстаться. А я не могла, я слишком сильно его любила.

Я сделала вид, что удовлетворилась ответом, хотя меня так и подмывало объяснить ей, что это неправильно, что нельзя давать или не давать мужчинам то, что им больше всего нравится, уступая обстоятельствам, что Джулиана уже взрослая и может делать, что хочет… в общем, что они с Маргеритой не имеют никакого права держать под надзором двадцатилетнюю девушку. Но я промолчала, потому что моим единственным желанием было поехать в Милан и встретиться с Роберто, увидеть своими глазами, где и как он живет. Кроме того, мне было известно, что с Витторией опасно перегибать палку: один промах — и она меня прогонит. Поэтому я решила во всем ей поддакивать; тем временем мы уже добрались до дома Маргериты.

Я пообещала матери Джулианы, что буду усердно следить за женихом и невестой. Пока я для пущей важности говорила на хорошем итальянском, Витттория то и дело шептала на ухо крестнице: “Поняла? Вы с Джанниной должны быть неразлучны, спать будете вместе”. Джулиана рассеянно кивала, а Коррадо не спускал с меня насмешливого взгляда — это очень раздражало. Он несколько раз предложил проводить меня до автобуса, и когда, обговорив все с Витторией (непременно вернуться в воскресенье вечером, билеты на поезд пускай оплатит Роберто), я наконец ушла, Коррадо увязался следом. По дороге и на остановке, пока я ждала автобус, он все время меня подкалывал, говорил гадости с таким видом, будто шутит. А главное — прямым текстом попросил опять сделать ему то, что я делала раньше.

— Сделаешь минет, — сказал он на диалекте, — и свободна: здесь неподалеку есть заброшенный дом.

— Нет, мне противно.

— Если я узнаю, что ты сделала это Розарио, я все расскажу Виттории.