Лживые боги

— Интересно, неужели существует такая цена? — удивился Гройсман.

— Да, это ваша жизнь!

Густые брови больного непроизвольно поползли вверх:

— Он же самолично поставил на ней крест?

— Ничего, что я вмешиваюсь? — усмехнулся Кацель, которому надоело делать вид, что он невидимка, — Ты так и будешь лежать, прикидываясь умирающим?

— Ты же сам определил меня в эту позу, — возмутился Гройсман.

— Такой большой, а в сказки веришь. Вставай уже, я передумал тебя хоронить, нынче это непозволительно дорого.

Давид Соломонович тяжело вздохнул и наконец, принял сидячее положение:

— Шли бы вы отсюда, я приведу себя в порядок.

Минут через сорок мужчины переместились на открытую террасу и расположились за вычурным столиком на резных, позолоченных ножках.

— Красиво тут у тебя, — искренне высказался Кацель, — Просто волшебно. Я тоже сюда помирать приеду. Пустишь?

— Ха-ха, ты хочешь организовать здесь семейный склеп? Неплохая идея. Говори, чего приперся? Я ждал только Леву, у меня к нему поручение.

— Ты же знал моего партнера Алексея, царствие ему небесное?

— Ты говоришь про мужа Оленьки Пунтус?

— Оленьки?

— Ну да, Оленьки, а что тебя удивляет?

— Вы что, знакомы?

— Ты совсем тупой? Как я могу не знать одну из … впрочем, тебя это не касается, раз ты не в курсе. Конечно, я его знал, хотя и не очень близко. Говорят, он был гениальным организатором с фантастическим чутьем.

Кацель незаметно проморгался, переваривая только что поступившую информацию.

— Да, это был необычный человек. Мы с ним начинали вместе и у нас все получилось. Потом, когда он умер, передал все дела сыну Глебу, а тот когда реально взвесил свои силы, весь бизнес раздробил и передал конкретным людям, которые непосредственно его реализовывали.

— В двух словах я в курсе, — перебил его Гройсман.

— Ты всегда в курсе всего, — хмыкнул Марк, и продолжил, — Так вот, кое-что он оставил себе. И это кое-что является весьма перспективными разработками в разных направлениях медицины. И он мне очень обязан, я спас его жену.

— Ну, об этом не слышал только ленивый. Целый комплекс уникальных операций.

— И заметь, успешных операций. А так же совершенно уникальная реабилитация.

— Я рад за тебя и за спасенную девочку. Ты приехал мне рассказать о своих успехах?

— Да уж, старость и болезнь явно не улучшают характер. Но я тебе тоже многим обязан, и сейчас ты этим пользуешься, — улыбнулся Кацель, — Я приехал, чтобы увезти тебя в Россию.

— Ты думаешь в Москве лучше вид из окна?

— Нет, нас ждут в Новосибирске. Они испытали новое оборудование по твоему диагнозу, и оно работает. Совершенно передовая методика. Это шанс. Глеб настаивает. Его спецы изучили все твои бумаги и сказали, что справятся. Решай!

Давид Соломонович Гройсман задумчиво стучал пальцами по резной шкатулке, которую хотел передать Левицкому, с просьбой отыскать наследников его любимой, и вдруг широко улыбнулся:

— Россия говоришь? Я как раз туда собирался?

Мужчины удивленно уставились на только что умирающего человека, а он глянув на их вытянувшиеся лица, весело расхохотался:

— Я тут подумал, какая разница, где сдохнуть? Почему бы и не в России? Там холодно, дольше сохранюсь. Тем более у меня есть одно недоделанное дельце.

— Там-то ты, когда успел наследить? — изумился Кацель.

— Когда был молодым и высоким, — сверкнул глазами заметно помолодевший Гройсман.

— Это до первого потопа что ли?

— До него, мой юный друг, до него. Предлагаю отметить судьбоносное решение нормальным обедом, а то меня уже тошнить от этих дурацких диет.

— Мы то с Левой не против, главное, чтобы ты концы не отдал раньше времени.

— Не радуйся, не отдам. Говорю, дело у меня. Ты уже продумал, как меня доставлять будешь?

— Все организовано.

— Какой ты шустрый, а если бы я не согласился?

— Пришлось бы тебя усыпить, — глядя ему прямо в глаза, серьезно отвелил Марк Лазаревич.

— Заговорщики блин, — проворчал Давид Соломонович, — Ну хоть пожрать нормально вы мне разрешите?

— Сейчас все организуем, а заодно и послушаем твою историю.

С высоты террасы открывался шикарный вид на вечернюю набережную, окрашенную в яркие тона кровавого заката над Средиземным морем. Там внизу бурлила жизнь. Отличная, чистая и ухоженная набережная, оборудованная всеми благами для туристов, была просто забита народом, который гулял, катался на велосипедах, сидел за столиками и на скамеечках, любуясь игрой цвета в высоких, перистых облаках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Трое мужчин с интересом рассматривали черно-белую фотографию, которая слегка подрагивала в согнутых пальцах Гройсмана.

— Это она, моя Оленька, — дрогнул голос старого еврея, — А у меня дурака, не нашлось времени…

— Да не говори ты чепухи! — вдруг высказался Левицкий, — Ты просто берег её даже от себя самого, боясь замарать во всем этом дерьме, в котором нам приходится жить.

— Может и так, — не стал спорить мужчина, — Но это ничего не меняет. Я знаю, как бы мы не прятали правду, но меня списали, поэтому я уже не опасен. Мне надо найти Ольгу. Либо наших наследников.

— Откуда такая уверенность в наличии наследников?