Юноша слишком много о себе мнит. Она и воспользоваться-то им толком не смогла.
– Но почему тогда Холбрук не рассказал Уоррену о подделке? – слабым голосом на грани кашля спросила Уинифред. – Если он все слышал, то мог рассказать в тот же вечер.
В голове билась мысль о том, что ее могли раскрыть еще раньше. Но она уже выяснила все, что хотела. К тому же Стеллан то и дело поглядывал на свои часы, а значит гости могли прибыть в любую минуту.
– Он не решился раскрыть себя. Как бы мистеру Уоррену понравилось узнать, что его секретарь мешает карты его лучшей шпионке? Нет, предпринимать что-то насчет письма было слишком поздно, да и я не спешил тебя компрометировать. Но после нашей последней встречи я изменил свое мнение и все выложил твоему хозяину. Сказал, что тот слух на балу пустил я и с виконтом беседовал тоже я, так что Холбрук остался в тени. А я заручился хорошей сделкой.
Уинифред притворилась, будто закашлялась. В действительности в горло будто насыпали песка, и деланый кашель не принес ей ни малейшего облегчения.
– Зачем… ты мне это… рассказываешь? – выдавила она между приступами.
– А что ты теперь сделаешь? Холбрук бесполезен, и даже если ты сдашь его, я ничего не потеряю. А если надумаешь-таки воспользоваться моим предложением и сбежать, зачем тебе…
Его слова заглушил громкий кашель Уинифред.
– Господи помилуй! – насмешливо протянул Стеллан. – Со мной этот трюк не пройдет, хватит надрываться.
Не обращая внимания на его слова, Уинифред закашлялась еще усерднее, делая судорожные вдохи между приступами. В «Рассвете» одна из девочек однажды заболела чахоткой, и ее надрывный сухой кашель не прекращался день и ночь. Уинифред так его возненавидела, что запомнила на всю жизнь.
– Хватит. – В голосе юноши появились нотки беспокойства. – Я знаю, что ты притворяешься.
Горло ужасно саднило. Уинифред откинула голову, вздымая грудь и тяжело хрипя. Ох, сколько еще времени понадобится этому болвану, чтобы поверить, что она не притворяется? Неужели она настолько неубедительна?
– Уинифред? Тебе правда плохо? – уже без насмешки спросил Стеллан.
Его голос становился то тише, то громче, будто он вертел головой, ища стакан воды. Так ничего и не отыскав, Стеллан метнулся к ней и положил руки ей на плечи. Как, черт возьми, это должно ей помочь?
– Уинифред…
Освобожденными от веревки руками она схватила юношу за длинные волосы и с силой вмазала ему коленом по лицу. Оглушительно хрустнул нос. Не выпуская его головы, она вскочила на ноги и ударила снова, теперь другим коленом. Стеллан протяжно замычал и машинально отпустил Уинифред, потянувшись руками к своему разбитому лицу. Третьим ударом врезав юноше промеж ног, она заставила его рухнуть на пол и села сверху. Вынув из выреза револьвер, она прицелилась Стеллану прямо в лицо. Он глядел на нее с ненавистью и почти с восторгом, но без страха – этого Уинифред не понимала. Пожалуй, никто так не ценит собственную жизнь, как Стеллан. Почему же он ее не боится? Из его сломанного носа кровь шла так обильно, что Уинифред подумала, что он умрет если не от ее пули, то от кровопотери. Тело, жесткое и поджарое, было напряжено от боли.
– Вот уж не ожидал, – задыхаясь, но не убирая рук от носа, гнусаво признался Стеллан. – Кажется, я раззадорил тебя своими разговорами о Тедди.
– Замолчи, – процедила Уинифред. Болезнь и накатывающие на ее тело волны жара не мешали ей крепко держать в руках оружие. – Где они его держат?
– Не знаю, – моргнув, соврал он.
Уинифред сжала губы и вдавила дуло револьвера юноше в левый глаз. Он завопил от боли.
– Он в «Рассвете»! Хватит!
Так она и думала – слишком уж безапелляционно он отвадил ее в самом начале. Уинифред немного ослабила давление.
– Сколько человек придет сюда?
– Не знаю… трое или четверо. Отпусти меня, и я никому ничего не скажу. Пожалуйста, Уинифред.
Самым замечательным было то, что она ни капельки ему не верила.
Раз здесь скоро будет четыре человека Уоррена, значит, в «Рассвете» осталось примерно столько же. Как их обойти – другой вопрос. Сейчас нужно обезвредить Стеллана и поскорее убраться.
Но что значит «обезвредить»? Снова убить? Уинифред ненавидела Стеллана, ненавидела всей душой – за подлость, за жестокость, за предательство, за Теодора, за Эвелин. Но настолько ли, чтобы убить его? Стоит ли юноша того, чтобы брать на свою душу очередной грех? Ответ пришел сразу: нет. Ей очень хотелось отомстить мерзавцу за все, что он сделал, но он не стоил ее пули. Он вообще ничего не стоил.
Уинифред медленно подняла револьвер, и Стеллан, затаивший дыхание, шумно выдохнул. Его шея расслабилась, и юноша обессиленно опустил голову на пол.
– Слава богу. Послушай, я не…
Поудобнее перехватив револьвер, Уинифред наотмашь врезала ему по лицу рукоятью. Чтобы человек потерял сознание, удар по голове должен быть большой силы. Ей физической мощи недоставало, поэтому она била его, била и била, пока твердое тело под ней не обмякло, а красивое лицо не превратилось в кровавое месиво.