Лживые зеркала

Уинифред поняла, на что намекает женщина: та ожидает, что она убьет Уоррена. Но у нее самой этого в планах нет. Она всего лишь хочет спасти Теодора и сбежать. И плевать, какой ценой. Это жестокая, но правда.

– Я знаю, – твердо ответила она и посмотрела мисс Гэмпстон прямо в глаза, следуя своему старому правилу.

Помедлив, женщина кивнула ей и ушла наверх. Что ж, Уинифред хотя бы не солгала ей.

Вход в подвал теперь был свободен. Тихонько открыв дверь, она торопливо спустилась, держа перед собой заплеванную керосиновую лампу.

Маленький подвал был полон барахла. Помимо чулана для угля и тазов для стирки, здесь вот уже пятнадцать лет копились вещи: стулья без сидений и сломанные кроватные стойки, черные от копоти каминные решетки, столик без одной ножки, в крошку разбитое зеркало; в углу были грудой свалены старое белье и занавески. В одну из стен был ввинчен металлический крюк, используемый явно не по назначению.

Она пригляделась, заметив у стены неясную тень. Дарлинг приподнял голову. Поначалу Уинифред приняла его позу за расслабленную – он вытянулся, как потягивающийся на солнце кот. Но, присмотревшись, она увидела, что руки у него над головой скованны металлическими оковами. Не достающий тазом до земли Теодор был подвешен на них, неловко и неестественно выгнув тело.

Бросившись к юноше, Уинифред упала рядом с ним на колени на ледяной каменный пол. Лампу она поставила рядом. Затрепетав ресницами, Дарлинг раскрыл глаза – сначала едва-едва, а затем широко. Они казались двумя дырами на его бледном, без единой кровинки лице.

– Винни… – прошептал он и с усилием сглотнул. – Винни?

Задранные над головой запястья «украшали» тонкие ручейки запекшейся крови – под весом тела металл ссадил кожу.

– Ты пришла, – едва слышно пробормотал Теодор. – Я не думал, что ты придешь. Они не говорили, что с тобой. Я думал…

– Прости меня! – выпалила Уинифред, обхватив ладонями его лицо и заглядывая в полные боли и страха глаза.

Больше всего на свете Уинифред ненавидела просить прощения, а уж сколько раз она делала это искренне, можно сосчитать на пальцах одной руки. Но сейчас она должна, обязана была перебороть собственную глупую гордость и признать неправоту.

– Прости меня, я не должна была…

Теодор шевельнулся, словно пытаясь потянуться к ней, забыв про оковы на руках, и зашипел от боли.

– Нет, Винни…

– Черт! Замок… сейчас. – Уинифред потянулась к прическе, но рука не нашла привычных кос, и во рту пересохло. – Моих шпилек нет. Что делать? Чертовых шпилек нет!

Она принялась озираться, будто ожидая увидеть приготовленную специально для нее отмычку. Паника захлестывала ее, мешала дышать и думать. Уинифред постаралась глубоко вдохнуть, но грудь сомкнулась, и она почувствовала, что снова начинает задыхаться.

Теодор подал голос:

– У меня в жилете есть. На подкладке.

Уинифред торопливо распахнула жилет, разодрав серебряные пуговки. С внутренней стороны к шелковой подкладке большой булавкой-«стрекозой» был пришпилен крохотный лоскут белой ткани. Дрожащими от волнения руками Уинифред отцепила ее. Слабым голосом Теодор попросил:

– Только оставь ткань, пожалуйста.

– Да, сейчас… Сейчас. Потерпи чуть-чуть.

Положив лоскут (кажется, это был кусочек носового платка с монограммой) Дарлингу в карман жилета, Уинифред выгнула булавку и потянулась к замку. Она почти легла на Теодора и опомнилась только тогда, когда он протяжно застонал от боли.

– Черт возьми! Прости! Прости!

Уинифред вскочила на ноги, и замок оказался на уровне ее груди. Игла была слишком тонкой, но она все равно заворочала ею в замке, пытаясь поддеть язычок.

– Сейчас я открою. Сейчас…

Тоненькая иголка хрустнула и сломалась. Уинифред, боясь поверить своим глазам, поднесла к лицу сломанную булавку. Теперь ею можно было разве что вспороть кому-нибудь горло – и то пришлось бы повозиться.

Она со злостью отшвырнула бесполезный, искореженный кусок металла в сторону и судорожно всхлипнула. Глаза заволокло, и на этот раз Уинифред узнала подобравшиеся слезы. Силуэт Дарлинга, и до этого бывший нечетким, превратился в огромное черное пятно.

– Винни, уходи, – вдруг произнес Дарлинг. – Уходи, пока еще не поздно, хорошо?

У него был успокаивающий вкрадчивый голос, каким разговаривают с маленькими детьми, и у Уинифред на секунду даже дыхание перехватило от гнева.

– Ты спятил? – Она сердито вытерла предательские слезы и опустилась на корточки, чтобы взглянуть ему в лицо. – Я уйду только с тобой!

– Как видишь, мне отсюда не сдвинуться. – Теодор виновато улыбнулся ей и пошевелил руками, так что звякнули кандалы. – Ты и сама все прекрасно понимаешь. Если хочешь, чтобы хоть кто-нибудь из нас выжил, ты должна уйти. Прошу тебя.