Лживые зеркала

– Ты можешь, – терпеливо отозвался Теодор. – Ты самая умная, смелая, удивительная девушка, которую я когда-либо встречал. Чувства не делают тебя глупее, трусливее или хуже. Они делают тебя собой. И когда ты поймешь, что их не нужно прятать – нельзя прятать! – тогда ты обретешь второе дыхание.

Он говорил тихо, очень мягко, но Уинифред различала каждое слово.

– Я не могу чувствовать, – выдохнула она. – Все, что я чувствую, – это злость. Иногда дикую, первобытную ярость. – Ее пальцы инстинктивно сжали ладони Дарлинга. – Я не могу показывать это лицо – лицо гнева. Тем более тебе.

– О, Винни… Ты гораздо больше, чем твой гнев.

Ей показалось, что в его голосе зазвучала грусть – тонкая и музыкальная, как звон стекла.

– Я не могу его показывать, – еле слышно повторила она.

– Ты не можешь его копить, но можешь превратить в нечто прекрасное.

Уинифред подняла глаза. Его лицо, обычно мальчишеское и растерянное, сейчас казалось ей лицом взрослого мудрого мужчины. Ее снова охватила ярость. Это было самое глупое, что она когда-либо слышала. Она вырвала ладони из рук Теодора, подняла лицо выше и прошипела:

– Как может быть прекрасной злость?

Дарлинг уронил руки. В его глазах Уинифред видела твердую решимость и очень, очень много доброты. У нее защемило в горле, и она пожалела, что вырвала руки.

– Ты можешь сделать гнев своим оружием. Мечом, которым будешь сражать врагов. Щитом, которым оградишь своих любимых.

Уинифред хотела выплюнуть, что у нее нет любимых, но слова застряли на языке. Она понимала, что выглядит глупо со своими широко распахнутыми глазами и плотно сжатыми губами, но не смогла заставить себя произнести ни слова.

Она обхватила себя руками и отвернулась. В груди расползалось странное щекочущее тепло. Она никак не могла стряхнуть с себя это чувство.

Так вот чем Дарлинг может оправдать убийство? Любовью? Ради любимых он, этот хрупкий юноша, собирающий в саду улиток, может взять в руки оружие? Что ж, наверное, он по-своему прав. Если и стоит убивать, то только ради любви.

– Я хочу сказать… – Теодор замялся. – Я понимаю, почему ты это сделала. На твоем месте я поступил бы так же. Я пошел бы на все.

Смысл его слов доходил до нее долго – гораздо дольше обычного. С ее губ сорвался смешок. Прежде чем Уинифред успела понять, что происходит, она уже смеялась во весь голос, запрокинув голову. Она готова держать пари: слова Дарлинга – самое странное признание в любви на свете.

– Винни? – испуганно спросил Теодор. – Винни, что с тобой?

Уинифред задыхалась от хохота, руками прикрывая рот. Юноша привлек ее к себе и сжал в объятиях. Она смеялась у него на плече, пока истерические смешки не превратились в длинные всхлипы.

Он как-то раньше ее понял, что смех ее исходил не от веселья, а от скорби. Скорби за ту часть души, которую она убила в себе ради спасения жизни того, кого любит.

* * *

Уинифред не заметила, как заснула, убаюканная собственным плачем и объятиями Теодора. Проснувшись, она не обнаружила его в комнате и, как была, в ночной сорочке и босая, прошлепала в коридор. Комнаты наверху пустовали. На лестнице Уинифред миновала испуганную горничную с тазом белья, спустилась на первый этаж и толкнула дверь в кухню.

Кухарка дремала на стуле, раскинув руки в стороны и раскрыв рот. Чтобы разбудить ее, Уинифред схватила со стола половник и с силой зарядила им по кастрюле. Подпрыгнув, женщина раскрыла осоловевшие от сна глаза.

– Мисс? Что вы тута, стало быть, делаете, а?

– Где Лаура? – коротко спросила она.

Рассерженная кухарка уперла руки в бока.

– Ишь чего! Приперлась на кухню, да еще и вздумала тута мною командовать! Прежде поздоровайся, как надобно, негодница ты эдакая!

– Мне нужна Лаура, – с нажимом повторила Уинифред, сложив руки на груди. – Где она?

Женщина, неодобрительно косясь на нее, встала со стула и пошаркала к плите.

– В Малом кабинете небось, – с неохотой ответила она. – Завтрак убирает. Мистер Дарлинг уже уехал ведь, знамо.

– Уехал? Куда?

– На воскресную службу… И почем это мне тебе докладываться? Проваливай-ка отсюда, дорогуша!

Кухарка загремела посудой, и Уинифред с достоинством поблагодарила наглую прислугу, изумляясь собственной благосклонности:

– Спасибо.

Кухарка с удивлением поглядела ей вслед.

Лаура нашлась в Малом кабинете – девочка действительно собирала со стола чашки и тарелки. Увидев Уинифред, она приподняла брови и медленно выпрямилась, держа в руках чашку.

– Мисс Уинифред? Я думала, вы проспите до обеда. Ох, неужто я слишком шумела?

– Вздор. – Уинифред плюхнулась в кресло и схватила со стола недоеденный тост с маслом. – Почему Теодор уехал? Что еще за воскресная служба?

– Мистер Дарлинг всегда посещает воскресную службу. Он полагал, что успеет вернуться до вашего пробуждения, ведь вы так крепко спали… – Лаура смутилась и отвернулась, старательно собирая со стола крошки. – Как вы себя чувствуете?

– Отлично, – с раздражением отмахнулась она от надоевшего вопроса. – Вот досада! Я думала, он сходит со мной за револьвером.

Лаура посмотрела на Уинифред, словно на умалишенную. Это ее позабавило.