Лживый брак

Я делаю долгий глоток из бутылки, но холодная жидкость не помогает протолкнуть внезапно застрявший в горле ком. Может, Корбан и паршивый друг, но что тогда сказать обо мне? Что я за жена, которая не замечает, как ее муж влип в такие неприятности, что единственный способ выпутаться из них – это инсценировать собственную смерть? Я даже хуже Корбана. Эта новость оглушает меня, и мне начинает казаться, что земля уходит у меня из-под ног. Я сильнее упираюсь ногами в цементный пол, а руками в кресло, стараясь почувствовать твердую почву.

Признание Корбана ставит нас с ним на одну доску. Когда дело касается моего мужа, мы оба оказались преданными, оба потерпели фиаско. Это единственное оправдание тому, что я собираюсь сказать.

– Из компании Уилла пропали деньги, – говорю я, следя глазами за белкой, которая скачет по веткам на соседнем участке. Мне невыносимо видеть удивление на лице Корбана или того хуже – осуждение. – Много денег. Если верить его боссу, четыре с половиной миллиона только по предварительным подсчетам. Никаких обвинений пока не выдвинуто, но это вопрос времени. В «Эппсек» все, похоже, абсолютно уверены в том, что это сделал Уилл.

Повисает длинная пауза.

Я поднимаю взгляд и вижу, что Корбан смотрит на меня со странным выражением на лице, напоминающим застывшую маску. Он сидит как истукан еще несколько секунд, а потом прижимает руку к голому животу и разражается хохотом.

– Я серьезно, Корбан. Это не шутка.

Он недоверчиво смотрит на меня.

– Уилл Гриффит водил старый драндулет с дырой в полу и дышащей на ладан трансмиссией. Если бы у него вдруг завелась такая куча денег, разве он не раскошелился бы на тачку получше? Или, ну, я не знаю, не купил бы себе хотя бы новый бумажник, вместо старого, заклеенного скотчем?

– Он раскошелился на украшение.

– Я вас умоляю! Единственное украшение, которое у него было, – это обручальное кольцо, которое вы ему купили. И прежде чем вы что-то скажете, часы не считаются. Я совершенно уверен, что они были из пластика.

– Для меня. – Я кручу рукой, и «Картье» сверкает на солнце. – Он раскошелился на украшение для меня.

Улыбка мгновенно сползает с лица Корбана.

– Кольцо ничего не доказывает. Уилл не любил тратить деньги на себя, но с радостью мог потратить их на вас. Возможно, он откладывал несколько месяцев или, может быть, удачно вложил деньги. Не важно. Суть в том, что у него была хорошая работа. Он зарабатывал достаточно, чтобы иногда позволить себе потратиться.

– Он заплатил наличными.

– Ладно, признаю, выглядит не очень, но я не знаю… – Корбан сглатывает, и на его лицо набегает тень сомнения. – Вы думаете, он взял их?

Я пожимаю плечами:

– Если это он, то на нашем банковском счете их нет. В доме тоже.

– Тогда где они могут быть?

Я не отвечаю, потому что внезапно на меня наваливается тоска по Уиллу. Я могу дожить до восьмидесяти лет, выплатить кредит за дом, который мы покупали вместе, но все равно буду одна. Его ноги не согреют мои ледяные ступни, а улыбка не склеит мое разбитое сердце. Как бы я ни была зла на него за то, что он предпочел мне деньги, чувствую себя раздавленной и потерянной без моего мужа.

– Я знаю, – мягко произносит Корбан. – Я тоже по нему скучаю.

Я киваю, пытаясь разбудить утихшую злость, но, похоже, она покинула меня. Единственное, что мне удается ощутить, – это еще больше жалости. К Уиллу, к себе, к Корбану, скорбящему по умершему другу.

– Я должна перед вами извиниться.

Корбан поворачивается ко мне, на лбу собрались морщины.

– За что?

– Я нашла записку. Вернее, две. Обе написаны рукой Уилла, обе появились после катастрофы.

Потрясенный, он молчит. Ему требуется несколько минут, чтобы прийти в себя.

– Что… что в них было?

– В первой было написано: «Мне очень жаль». Во второй говорилось, что я в опасности и чтобы прекратила копаться в прошлом Уилла. После катастрофы я ездила в Сиэтл. Разговаривала с людьми, которые его помнят. – Я качаю головой. – Там было много всего, но только ничего хорошего.

– Что? Что было?

– Наркотики. Поджог. В зависимости от того, кому и чему верить, возможно, убийство. Я видела его отца, которого считала умершим много лет назад, правда, он не в том состоянии, чтобы что-то рассказать. У него Альцгеймер, и довольно запущенный. Но дело не в этом.

А в том, что, когда мы встречались тогда утром за кофе, я вас подозревала. Я думала, это вы послали мне те записки, чтобы… ну, я не знаю, подшутить, или помучить меня, или еще что-нибудь.

От негодования Корбан выпрямляется в кресле.

– Я бы никогда…

– Знаю. – Я улыбаюсь ему. – Поэтому и извиняюсь.

Он улыбается в ответ.

– Забыто.

– Что, вот так просто?

– Вот так просто.

Мы сидим, погруженные каждый в свои мысли. Я откидываюсь на спинку кресла, Корбан делает то же самое, вытягивает свои длинные ноги и прикрывает глаза. Откуда-то доносится визг – это в одном из соседних дворов играют дети, и где-то далеко слышится знакомый гул машин, застрявших в вечерней пробке.

– Так, подождите, – говорит вдруг Корбан, открывая глаза, – если это не я, то кто тогда присылал вам записки?