Лживый век

В условиях, когда подчиняться «быдлу» противно, а порядочные люди оказываются на обочине жизни и не имеют опыта воздействия на процессы, происходящие в разных сферах жизнедеятельности общества, застой становится просто неизбежным явлением. С середины 70-х годов и до середины 80-х у руля власти пребывали больные и беспомощные старики, страдающие маразмом. В то же время, с развитием телекоммуникационных систем, функции политика в качестве публичной фигуры резко усложнились. Десятки миллионов людей, не выходя из своих жилищ, теперь могли видеть эти «фигуры». И что же они видели? Ведь на генсека, председателя правительства или Госплана просто нельзя было смотреть без сострадания или неловкости. Старцы со вставными челюстями и дрожащими коленями производили жалкое впечатление. Все свои жалкие силы эти старцы тратили на борьбу с собственной немощью.

Советских людей с младых ногтей приучали к тому, что носители верховной власти в стране олицетворяют саму истину. И получалось, что благодаря телевидению, истина на глазах устарела, изветшала и вот-вот рассыплется, как прах. Вместо обещанного коммунизма Советский Союз вступил в затяжную войну с Афганистаном и скоропалительно увяз в той бесславной войне.

На протяжении всего советского периода направлять свою жизнь против течения, стремившегося в сторону «светлого завтра», казалось проявлением безрассудства. Конечно, судьбы человеческие, не обделенные Божьей милостью (талантом, выдающимися способностями) становятся наиболее результативными и плодотворными как раз тогда, когда двигаются по течению, в том самом направлении, в котором струит свои воды по давно проложенному руслу поток жизни всего народа. Но русло жизни русского народа оказалось перекрытым высокой дамбой. И поэтому, в условиях советской действительности, сделать что-либо толковое и полезное, а тем более рассчитанное на долгие времена, можно было лишь при одном условии: идти (или грести) против направления, которого придерживались миллионы осоветченных людей. Но для этого приходилось затрачивать неимоверные усилия там, где в нормальном обществе многие проблемы решаются по давно установленным правилам, без дополнительных рывков, изнурительных объяснений и унизительных просьб о помощи.

Те, кто гребли «против течения», были обращены задом к «светлому будущему», но видели перед собой разные рубежи прошлого, вернувшись на которые, собирались жить заново. Встречались такие люди, которые считали, что после безвременной кончины Ленина партия выбрала неправильный маршрут дальнейших изменений, и поэтому следует вернуться к изначальным завоеваниям «октября», чтобы осмотреться, как следует, и начать преобразования в нужном русле. Другие «вопрекисты» полагали, что раз русская революция пресеклась в октябре 1917 г., а большевики своей тиранией лишь исковеркали все ее позитивные начинания, то стране следует вернуться в эпоху «февраля» и завершить, столь прискорбно оборванные военным переворотом либеральные реформы, в частности, наконец-то, созвать Учредительное собрание. Третьи инакомыслящие придерживались мнения о том, что Российская империя, в качестве конституционной монархии, отнюдь не исчерпала своего исторического потенциала, и потому необходима реставрация традиционных институтов (монархии, церкви, сословности, частной собственности на землю и средства производства) и создание новой конституции, разрешающей демократические выборные процедуры.

В любом намерении двигаться вспять во времени присутствует неизбежная противоречивость. С одной стороны, многие здравомыслящие люди понимали, что на путях строительства коммунизма страна зашла в тупик и необходимо пятиться назад, чтобы выбраться из этого засасывающего болота. С другой стороны, стремление вернуть прошлые и уже прожитые эпохи наталкивалось на суровое ограничение, сформулированное еще в далекой древности: «нельзя дважды войти в один поток». Но в фантасмагорической, придуманной агитпропом советской действительности, где все традиционные человеческие ценности были искажены и извращены, любые попытки вернуться в реальность, в которой можно дружить, любить, творить — жить, по-прежнему неумолимо пресекались властями, пребывавшими в плену миражей и иллюзий. И все же, как бы там ни было, а химере коммунизма стала противостоять иллюзия «прекрасного прошлого»