Одной из парадоксальных особенностей приобщившихся к марксизму не евреев, являлось их искреннее сострадание к беднейшим слоям европейского общества, но это, почти беспримесное христианское чувство, пропущенное сквозь радиоактивный слой религии «светлого завтра» патологически трансформировалось в жгучую злобу и откровенную ненависть к любому инакомыслию. Всегдашняя готовность адептов этой религии к насилию — всего лишь внешние проявления этих губительных для человеческой души чувств. Марксизм взращивает в своих адептах неприязнь к «чужому», отличается нетерпимостью и непримиримостью: потому и не способен обрести свойства универсальной религии, а становится всего лишь рассадником узколобого сектантского сознания.
Попав под иго марксизма, Россия не только обрела все свойства страны, проигравшей мировую войну, но стремительно превратилась в территорию, оккупированную иноверческой силой, нацеленной на полное уничтожение русского общества и самой памяти об этом обществе. Русская земля и ее насельники худо-бедно пережили более чем двухвековой оккупационный режим кочевников-монголов, которые довольно лояльно относились к христианству. Но октябрьский переворот означал собой начало религиозного переворота, т. е. методичное уничтожение носителей православного мироотношения. В первую очередь это уничтожение касалось прелатов РПЦ, священнослужителей, монахов, церковных старост, членов православно-патриотических организаций. Гордость за родину, как и необходимость защищать ее пределы от враждебных посягательств, объявлялись постыдными и вредными занятиями: ведь у большевиков нет родины, ведь они и являлись врагом, разъедающим изнутри тело России. На то он и оккупационный режим, чтобы на корню пресекать любые попытки к сопротивлению властям, пребывающим в лучах истины. А если такие попытки все же где-то там порой имели место, то на всю волость или на весь уезд налагалась огромная контрибуция. Все домовладельцы были обложены непомерными налогами, все банковские счета были заморожены, а точнее попали в полное распоряжение «преобразователей мира». Если происходило убийство представителя власти, то сотни и тысячи заложников обрекались на расстрел. Буквально в одночасье миллионы людей лишенные всех прав и средств существования оказались обреченными на голодную смерть. Миллионы беженцев от политических репрессий покинут страну навсегда. Изъятые у населения ценности шли отнюдь не на закупку продовольствия или медикаментов для беднейших слоев, а направлялись на финансирование путчей в других европейских странах. Россия стала питательной средой для раздувания «мирового пожара».
Власти натравливали подростков на отцов и дедов, как на носителей устаревшего сознания (для этого и был создан комсомол). Маленькие национальности натравливались на великодержавный русский народ. То есть кроме классовой вражды всемерно раздувалась вражда между поколениями, а также между угнетенными народами (сравнительно небольшими по численности народностями, традиционно проживающими на территории России) и угнетателем (русской нацией). Чтобы народ сполна осознал свою правоту, следовало ему об этой правоте рассказать и даже заставить ее вызубрить, а тех, кто не хотел этого делать или как-то возражал идеологам и пропагандистам нового порядка, к народу уже никак нельзя было причислить, а следовало считать контрреволюционным элементом, или «расходным материалом».
Разрушительные процессы, начавшиеся или усугубившиеся в России после октябрьского переворота, носили системный характер и стали возможны благодаря «эффекту набегающей волны». Этот эффект хорошо знаком ликвидаторам стихийных бедствий, происходящих на морских побережьях. Впервые он был изучен в начале XX в. на примере трагической судьбы одного техасского портового города, расположенного на берегу Мексиканского залива. Суть этого эффекта состоит в следующем. Высокие штормовые волны, гонимые ураганом, обрушиваются на дамбы, защищающие город от буйства моря, но в одном месте стена не выдерживает и разрушается. Вода стремительно врывается в образовавшуюся брешь, затопляет город, однако и не может вернуться обратно в море, потому что этому препятствует все та же дамба, пусть и отчасти поврежденная. В итоге, все городские постройки на уровне 3–4 метров погружаются в воду. Город уже становится не частью побережья, а частью бурного моря. И любые последующие волны (всего 1–2 метра высотой) беспрепятственно скользят над погрузившейся в воду дамбой, легко достигают города, снося верхние этажи зданий, купола церквей. Разрушительные действия этих сравнительно небольших волн и называются «эффектом набегающей волны».