Лживый век

Последние годы существования СССР характеризовались не только бурным развитием товарообменных операций и созданием разветвленных преступных группировок, но и все более и более усиливающимся пониманием миллионов советских людей того, что коммунистический режим все десятилетия своего существования в стране носил преступный характер. Были рассекречены многие документы, долгие десятилетия, лежащие под спудом, и получившие к ним доступ историки, журналисты, публицисты, активисты правозащитных движений эмоционально комментировали через СМИ бессчетные подробности мерзостей тоталитарного режима. Так, в силу своей слабой компетенции, следователи побоями и пытками выбивали признательные показания у несчастных, подозреваемых в совершении тяжких уголовных деяний: суды незамедлительно выносили расстрельные приговоры, а, по истечении нескольких лет выяснялось, что реальные преступники оставались на свободе и продолжали беспрепятственно творить свои черные дела. К сожалению, безвинно казненных бедолаг уже никак нельзя было воскресить. Также обыватели с ужасом узнали о том, что в психиатрических лечебницах годами содержались лица, которые выступали критиками советского строя и которых систематически оглупляли и низводили до скотского состояния психотропными препаратами. И все эти безобразия творились не в условиях гражданской войны или репрессивных 30-х, а в период развитого социализма, который переименовали в «эпоху застоя». Удручающие результаты строительства химеры — коммунистического рая или тысячелетнего хилиазма были налицо. Советские люди исправно ходили на работу, по-прежнему регулярно получали зарплату, но не могли потратить заработанные деньги, потому что полки магазинов были пусты. Страна балансировала на грани голода, в то время как страны «загнивающего капитализма» процветали и гарантировали своим гражданам высокие стандарты уровня жизни. Узнали советские люди и о подробностях расстрела рабочих в Новочеркасске и о том, как московские правители железной рукой наводили порядки в так называемых братских странах народной демократии. Многое чего узнали. Постыдные страницы недавнего или уже далекого революционного прошлого складывались в увесистый обвинительный том. Разговоры о политическом процессе, подстать Нюрнбергскому носили отнюдь не праздный характер: ведь жертвами политического режима являлись десятки миллионов людей, сама идеология марксизма носила ярко выраженный человеконенавистнический характер. Затаенные обиды выплескивались наружу и складывались в отчетливый рефрен голосов, скандирующих: «Так больше жить нельзя!» Чары царства лжи рухнули буквально в одночасье, а глубоко загнанная в казематы и архивы правда жизни оказывалась очень горькой и невыносимо страшной. Такая правда омрачала каждый прожитый день растерянного сообщества недавних строителей «светлого завтра».

Но не только эти невыносимо тяжелые откровения самой истории, попранной коваными сапогами полицейского режима, являлись содержанием последних лет существования советского общества. Широко публиковались выдающие произведения русских философов и беллетристов, столь высоко стоящие над безмозглой равниной бессчетных поделок агитпропа. Легализовались и произведения многих авторов, которые проживали в стране и которые были причислены к очернителям и клеветникам советского строя. Стали стихийно возникать творческие союзы писателей, художников, музыкантов, альтернативные официальным союзам, утратившим свой авторитет в глазах общества. В прокат выходили фильмы, пролежавшие на полках многие десятилетия, из мест заключения возвращались «узники совести». И обыватели воочию видели, что под прессом идеологического давления культура была изуродована, но в то же время продолжали бить тайные чистые ключи искреннего творчества, и не перевелись носители духа, сохранившие преемственность традиций, заложенных великими русскими подвижниками и гениями в далекие прошлые эпохи.

Многие люди повернулись лицом к православию: крестились сами и крестили своих детей. Некоторые супружеские пары, прожив вместе не один десяток лет, венчались в храмах, как новобрачные. Тысячи неофитов устремились на курсы, где старательно изучали закон Божий, катехизис, Библию. Стали публиковаться и труды русских богословов, проживших в изгнании, в т. ч. Зеньковского, Майендорфа, Шмемана, Сергея Булгакова, Храповицкого, Сурожского. Некоторые ревнители православия обнаружили в себе склонность к монашескому образу жизни, а некоторые — к духовному служению в качестве иереев. Стремление к глубокому, радикальному обновлению всех сторон жизни ощущало подавляющее большинство населения.