Читаем Лживый век полностью

Маховик ротации задвинул и «премьер-поэта» Б. Пастернака, переведя его в разряд переводчиков и дачников. Будучи приближенным к высшему партийному и государственному руководству, Пастернак ни слова сожаления не произнес о печальной участи П. Флоренского или Н. Клюева, потому что прекрасно знал о разделении общества на «наших» и «не наших». Но когда он стал хлопотать о судьбе Мандельштама и Тухачевского, казалось бы, о людях, проверенных революционными бурями и всеми годами строительства социалистического общества, то и сам попал в опалу. Ведь он пытался оспорить решение властей, которые не могут ошибаться, будучи ведомыми научными (непогрешимыми) истинами марксизма.

В прежние эпохи «чистый человек» традиционно ассоциировался со священством и монашеством, которых так и называли — клир. Представители клира были обязаны придерживаться благочестивого, добродетельного образа жизни и всемерно подчинять свое тварное существование служению религиозно-этическому идеалу, обретая на путях этого служения свойства праведности, а то и святости. В рассматриваемый же нами период жизни страны, степень чистоты человека определялась степенью его преданности партийному курсу и лично т. Сталину. Раб Божий, как традиционный насельник Русской земли, беспощадно уничтожался, а его заменял раб государства, как системы насилия. Чистый советский человек ничего не имел своего: ни своего мнения, ни своего имущества, ни своей родословной. Его с младых ногтей готовили к тому, чтобы он мог незамедлительно погибнуть, если того потребует выполнение задачи, поставленной вышестоящим руководством. Все, что советский человек получал для своей жизнедеятельности, приходило от государства, и все, что он делал, адресовалось исключительно государству.

Душу ребенка можно сравнить с чистым листом бумаги. Проходя в Советском Союзе различные стадии обучения, душа ребенка густо покрывалась наставлениями и заветами «классиков» марксизма. Чтобы эти высказывания легче впитывались юным сознанием, существовала целая когорта детских писателей, которые рассказывали незамысловатые истории о милиционерах и моряках, о летчиках и кавалеристах, а еще о том, что такое «хорошо», и что такое «плохо». Детские писатели очень высоко ценились властями, потому что замещали своими произведениями байки и сказки дедушек и бабушек — людей из «проклятого прошлого». Детские писатели учили детей тому, как жить в современном советском обществе. Это были воспитатели масс трудящихся, формовщики подрастающего поколения, отсеченного от «преданий старины далекой».

Союз писателей (СП) создавался, как боевой отряд идеологического фронта, как производственная кузница по выплавке образов строителей коммунизма. Прежде чем вступить в ряды такого союза, человек пишущий заручался рекомендациями своих более опытных товарищей по «литературному цеху», а также присягал на верность принципам, изложенным Лениным в статье «О партийной организации и партийной литературе». Игнорирование этих требований автоматически накладывало мрачную тень недоверия на автора литературного произведения, которое, в свою очередь, уже не имело шансов быть опубликованным.

М. Булгаков в своем знаменитом романе «Мастер и Маргарита» запечатлел превращение литературного сообщества в собрание людей, живущих по законам фарса. Но в этом фельетонном фарсе звучали и трагические ноты. Изоляция творческой личности в дурдоме и триумф литрабов означали лишь то, что Слово перестало быть в России носителем сокровенного знания, живоносным лучом, проникающим в потаенные уголки души читателя, а приравнивалось к штыку, или к плевку, или к пинку — стало инструментом запугивания, оболванивания и оглупления.

Вместо сосуда правды слово стало вместилищем лжи, инструментом глумления, средством издевательства. В главной партийной газете не содержалось ни слова правды, ее страницы буквально источали смрад и серу. В любом изложении на ее страницах событий и фактов содержался яд бессовестной пропаганды. Вдыхая дым из труб только что отстроенных индустриальных гигантов, советские люди ощущали себя на острие технического прогресса. Но кроме заводского дыма они постоянно вдыхали и кожей впитывали радиоактивную пыль марксизма, миазмы человеконенавистнической идеологии, понуждающие к постоянной борьбе с бессчетными внешними и внутренними врагами государства. Советских людей неустанно заставляли читать газеты и журналы, в которых каждая заметка и каждое словосочетание прошло фильтр строгой цензуры. В пухлых советских романах правда сердца заменялась правдоподобием в описании деталей быта, а сюжетные линии выстраивались в соответствии с «курсом партии». И эти романы, выходящие массовым тиражом, также обязаны были читать советские люди и даже обсуждать на многоразличных собраниях, демонстрируя свою преданность существующему политическому режиму. Те, кто не был шибко грамотным, обязаны были читать лозунги-агитки, которыми пестрели улицы и площади городов, а также фасады сельских клубов. И еще советские люди были обязаны внимательно слушать радиопередачи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное