Лживый век

За неполных полвека, складываются не только марксистский интернационал, но и политический и символический сионизмы. Политический ставит своей задачей создание суверенного государства, в котором предстоит жить евреям, а также людям с примесью еврейской крови. Символический сионизм еще более амбициозен: он стремится к доминированию в финансовой и информационных сферах христианских обществ, а также к созданию благоприятных условий для решающего влияния в этих странах на выборных политиков, которые заменят наследственных монархов. Эти три направления развернут между собой острую полемику, порожденную «нетерпением сердца» из-за медлительности перемен в европейских странах, но и охотно будут взаимодействовать между собой. Различия в тактических задачах и средствах их решения, не могли заслонить общности стратегической цели, заключающейся в решительном перевороте всего греко-христианского мира в пользу принципиально нового правящего меньшинства.

Необходимо отметить, что резко возросшая интеллектуальная, общественная, деловая активность евреев имела место только на пространствах греко-христианского мира. В странах персидско-мусульманского мира такой активности не наблюдалось. По сути, европейские евреи всего лишь откликались на процессы, которые происходили в греко-христианском мире. Не будет лишним перечислить наиболее значимые из этих процессов.

Утрата, сначала Константинополем, а затем Ватиканом роли «вершителей судеб» для христианских народов оставила вакантным место «вершины» этого мира. И вскоре появляются претенденты на то, чтобы сделать столицы своих государств подобной «вершиной». Западным европейцам всегда была присуща состязательность, которая в большой политике трансформируется в борьбу за мировое господство. В этой борьбе активно участвуют Испания и Португалия, Франция и Голландия, Англия и Россия. Во второй половине XIX в., т. е. с большим опозданием в эту многовековую тяжбу вступает Пруссия. А к концу того же века, евреи, ставшие заметным явлением в разных сферах жизнедеятельности европейского общества, также начинают идентифицировать себя в качестве великой нации или сверхнарода, и также включаются в борьбу за мировое господство, прибегая в этой борьбе к весьма специфическим приемам и средствам.

Вполне резонно задаться вопросом: неужели обособленная религиозно-этническая общность, не имеющая «своею угла» и около двух тысяч лет пребывающая в распылении, то есть весьма дробная общность, численность которой вряд ли достигала 1 % по отношению к численности населения всего греко-христианского мира, могла ставить перед собой такие цели?

Самосознание каждой исторической общности в значительной мере помечено мифами, как и многие поступки взрослого человека зачастую определяются событиями и впечатлениями, вынесенными из своего детства. В основе еврейского мышления лежит миф о царе Давиде. Вкратце этот миф можно пересказать следующим образом. По возвращении из египетского плена на землю обетованную, евреи более века продолжали влачить там жалкое существование: ютились в окрестностях Иерусалима в землянках и ветхих хижинах, занимались скотоводством и торговлей ремесленными поделками. Селиться в Иерусалиме (основан в незапамятные времена то ли гиксосами, то ли филистимлянами) евреям не позволяли. Тогдашние жители Иерусалима, преимущественно филистимляне, относились к евреям с нескрываемым презрением, как к бродягам, пришедшим, невесть откуда. Ведь евреи еле-еле вырвались из «Дома рабства» — Египта, и затем несколько десятилетий неприкаянно скитались по бесплодной пустыне, прежде чем каким-то образом получили от правителей Ханаана разрешение поселиться в окрестностях Иерусалима, видимо, для выполнения самых тяжелых работ, связанных с обустройством тамошней городской жизни. Во все времена более благополучные оседлые народы в качестве принимающей стороны относятся к беженцам не лучшим образом. И особенно презрительно относятся к иноверцам. Но, нуждаясь в дешевой рабочей силе, готовы терпеть этих беженцев, предоставляя им для жительства неудобицы и пустыри. А беженцы (в нашем случае — евреи) после долгих и мучительных мытарств, получив хоть какой-то приют, первоначальны были рады и этому. Но затем, они начинают сравнивать себя с оседлыми, благополучными филистимлянами и обнаруживать массу несправедливостей, которые вынуждены терпеть от представителей того самого благополучного народа. Неизбежно вспыхивают конфликты. Стычка между молодым пастушком Давидом и гигантом Голиафом всего лишь один из таких многочисленных конфликтов, но он приобрел символическое значение.