Лживый век

Большевики вполне серьезно воспринимали себя носителями научной истины: единственно возможной, неопровержимой, всесокрушающей и всепобеждающей. Творчески развивая марксизм, их лидеры невольно обнажали скрытую в нем человеконенавистническую сущность. Если действия националистов на окраинах империи, направленные на отпадение территорий от метрополии, а также бесчинства черни в городах и селах, деморализация армии, приводили русского человека в ужас, то в глазах практиков марксизма все эти процессы только подтверждали непреложность «закона». Служа орудием этого «закона», партийная верхушка испытывала огромное воодушевление, которое передавалось рядовым членам партии, когда они видели и слышали на всевозможных митингах и собраниях своих вождей. А те убеждали вдохновенно, самозабвенно, говорили без умолку, без передышки: вещали о том, что настал звездный час в истории человечества, когда трудящиеся массы наконец-то смогут стать кузнецами своего счастья. Но в этот «час», как никогда прежде необходимы сплоченность рядов и героическая самоотверженность: нельзя дать задушить себя гидре контрреволюции.

Разрастающемуся хаосу в стране большевики противопоставили железную дисциплину в своих низовых организациях, в наспех сформированных боевых отрядах и агитбригадах. Узурпировав власть, они еще более уверовали в то, что являются единственными, кто понимает ход истории. Тоталитарные секты сильны верой в свою исключительность, спайкой своих адептов, безоглядным энтузиазмом своих лидеров. Конечно, зачинщики «октября» не могли не понимать, что разнуздание страстей среди социальных низов опасно и для самих представителей новой власти. Нет сомнений в том, что каждый «прирожденный» марксист и «верный ленинец» был готов к любым превратностям судьбы, даже к тому, чтобы погибнуть в бурю: лишь бы буря не прекращалась. И опасности, действительно, преследовали большевиков на каждом шагу.

Так, железнодорожный состав, который в начале весны 1918 г. перевозил из Петрограда в Москву все советское правительство, на одной из узловых станций чуть было не подвергся погрому со стороны анархистов-моряков. Но Ленину со товарищи удалось убедить агрессивно настроенных буянов, что советская власть как раз действует в интересах таких простых людей, какими были моряки, оказавшиеся «без руля и ветрил». И конфликт, угрожавший человеческими жертвами, удалось уладить.

Неустанно призывая солдат и матросов, рабочих и крестьян к беспощадной борьбе со «старым миром», а фактически, к перманентному насилию, большевики рисковали самим оказаться в длинном списке жертв разбушевавшейся стихии. Но только в подобном хаосе, в брожении и полном смятении умов, сплоченное мини меньшинство могло удержать в своих руках вожделенную власть. Такова была тактика выживания и укрепления оккупационного режима в экстремальных условиях, созданных самой же экстремистской организацией.

Первоначально «октябрь» в глазах обывателей выглядел всего лишь узурпацией власти одной из партий, которая дерзко прибегла к столь радикальным мерам вследствие наблюдающегося в России повсеместного разброда и шатаний. Затянувшийся политический кризис в стране породил чрезвычайно сложную ситуацию, и выход из нее уже сам по себе предполагал чрезвычайные меры. Но, так как к власти пришли люди, ранее совершенно неизвестные широкой общественности, не имеющие политического опыта и навыков управления государственным механизмом, то и действия таких властей не могли отличаться выверенностью или взвешенностью, и поэтому поражали своей возмутительной безапелляционностью и откровенной наглостью. Эти неумелые, нелепые, непонятные действия, пусть и продиктованные сочувствием ко всем «униженным и оскорбленным», явно искажали и губили демократические процессы, которые стремительно развивались в стране после отречения царя от престола.