Лживый век

Стихийные силы, разбуженные мировой войной и «февралем», вполне естественно еще продолжали катить свои волны по просторам России после октябрьского переворота, и после разгона Учредительного собрания. Но под сенью лозунга: «Даешь диктатуру пролетариата!» международной террористической организацией устанавливается жестокий оккупационный режим, который вначале распространяется только на обе русские столицы, затем на другие крупные города центральных губерний огромной страны. Так расползался невиданный доселе морок.

Все, что корежило, дробило, ослабляло русское общество и Россию, как историческое образование, соответствовало представлениям большевиков о правильном курсе. Они не возражали против отпадения от тела обезглавленной империи Финляндии и прибалтийских областей. При заключении с правительством кайзера сепаратного мира они легко отдали в полное распоряжение немцев территорию, превосходящую по площади всю Германию. Они активно хлопотали о праве малых народов на самоопределение, на их самобытность и на культурный суверенитет. Все эти хлопоты, в первую очередь, нацеливались на расчленение русского общества, которое сложилось в качестве великой нации к концу XVIII в. и выдержало проверку на прочность в эпоху наполеоновских войн.

На протяжении всего XIX в. русскими людьми (за редкими исключениями) считали себя все великороссы, малороссы и белорусы, а также казаки. Фактически, к русским относились все малые народы, крещенные в православную веру: мордва, чуваши, многие татары, черемисы, вотяки и прочие коренные народы, издавна проживающие в центральных губерниях России, носили русские имена и фамилии, говорили на русском языке. К инославным относили протестантов и католиков, которые являлись носителями богатейшей западноевропейской культуры. Инославные на протяжении многих веков благоустраивали русские города и украшали их великолепными архитектурными ансамблями. Выходцы из европейских стран командовали русскими полками и целыми армиями, создали академию наук и своими творениями дали толчок к развитию изящных искусств в православной империи.

Русская культура притягивала к себе множество талантливых людей других народов и вероисповеданий, вследствие чего немец фон Визин становился русским драматургом, а поляк Баратынский — русским лириком, армянин Айвазовский — русским художником, а еврей — Рубинштейн — русским композитором. В других странах любого подданного Российской империи, будь тот, хоть грузин или калмык, неизменно воспринимали как русского человека.

Однако интеграционные процессы шли преимущественно в верхних слоях общества. Не будем забывать, что и за долгие века, предшествующие возникновению патриархата (первый патриарх появился на Руси в конце XVI в.) каждый второй митрополит был греком. А с распространением аристократической культуры, предполагавшей появление в России многочисленных посольств, театров, университетов, дворцов, парков, музыкальных салонов, пышных военных смотров и роскошных балов, инославные европейцы стали неотъемлемой частью русского дворянства. Что касается социальных низов, то там религиозно-этнические отличия выступали резче. Отдельные локальные сообщества сохраняли свою самобытную примитивную культуру: «говор», одежду, песни и танцы. Русские крестьяне по-прежнему считали мордву «поганой», а татар «басурманами». Верхние слои русского общества были недоступны для сектантов, к которым также причисляли старообрядцев всех направлений и «толков». К иноверцам относили мусульман, буддистов, иудеев: последних старались не пускать в великорусские земли. К мусульманам и буддистам относились вполне терпимо, но карьерный рост в имперской иерархии был для них весьма затруднен.

Временное правительство отказалось от деления людей на инославных, иноверцев, сектантов, как и упразднило «черту оседлости» для иудеев. А большевики отказали православию считаться государственной религией. Тем не менее, не приветствуя религиозных различий, они всячески поощряли этнические различия малых народов. Когда бьют по зеркалу молотком, то оно покрывается кривыми и ломкими трещинами, расходящимися в разные стороны от места удара. Но утрачивается и целостность отражения, а образ ударяющего превращается в некое смутное пятно. После октябрьского переворота зеркало русской действительности стало неудержимо превращаться в осколки. Всемерное ослабление общества, сложившегося за века существования империи, было для большевиков вопросом жизни и смерти. Трансформационный спад во всех сферах жизнедеятельности русского общества, вполне естественный при переходе страны от монархической формы правления к конституционально-демократическим, при большевиках стремительно перерос в целенаправленный распад самого общества. Т. н. классовая борьба, вкупе с правом национальностей и народностей на самоопределение, служили эффективными средствами в деле ликвидации традиционного русского общества в качестве великой нации.