Лживый век

Похоже на то, что успехи политического сионизма в Палестине, связанные с созданием «национального очага», воодушевили «прирожденных» марксистов на захват власти в Петрограде. Выстрел «Авроры», впоследствии воспетый бессчетное число раз советскими пропагандистами, по сути являлся тем самым символическим камнем, выпущенным из пращи маленьким Давидом, чтобы наповал сразить великана Голиафа. Русская революция внезапно пресеклась оккупационным режимом «третей стороны», вступившей в мировую войну в качестве реальной силы. Необычность ситуации заключалась в том, что «третья сторона» не являлась враждебным государством со всеми присущими государству базовыми институтами (правительством, армией, территорией, на которую распространяется определенная юрисдикция действующих нормативных актов, соответствующими границами). «Третья сторона» не выиграла ни одного сражения, а маскировалась в качестве деятельного участника революции, разразившейся в России в феврале 1917 г. Этот необычный фронт рекрутировал в свои ряды боевиков из гангстерских шаек США, из контрабандистов, промышляющих в акватории Черного моря, из каторжан, из дезертиров, из инородцев с окраин империи, из голи перекатной, из промышленных рабочих, облученных марксизмом в подпольно действовавших кружках. Если Давид три тысячи лет тому назад организовал успешный штурм Иерусалима, то Ленин — штурм Зимнего дворца (тоже многократно воспетый пропагандистами), а затем и штурм московского кремля. Но захват власти марксистами в обеих русских столицах отнюдь не означал завершения боевых действий, а, наоборот, лишь их начало. Ведь для того, чтобы власть удержать, «третьей стороне» необходимо было уничтожить как можно больше людей, не приемлющих само наличие этой экстремисткой организации.

Мировая война находилась еще в самом разгаре; еще оставалось неясным, какая же коалиция стран выйдет победительницей в столь длительном и изнурительном противоборстве. А, вот, Россия уже терпела постыдное поражение в качестве самого «слабого звена». Как покажут дальнейшие международные события, все империи-неудачницы в той мировой войне подвергнутся жестокой вивисекции. От империи Габсбургов останутся лишь «политические прыщи», и Турция утратит львиную долю своих территорий. От Германии также отрежут немало, лишат ее армии и флота, наложат непомерную дань, обескровив экономику страны.

Но большевики запустили все эти процессы еще за год до завершения мировой войны. Они будут настаивать на праве наций, национальностей и народностей на самоопределение и подобный призыв не мог не встретить самых горячих откликов из Финляндии, Польши, Прибалтики, Бессарабии и других окраин империи. В русское общество также проник вирус дезинтеграции. Казачьи круги принялись с воодушевлением обсуждать перспективы создания своей вольной республики. Малороссы хотели жить «самостийно». Оживились малые народы, традиционно заселявшие определенные территории в центральных губерниях России.

Все то, что подтачивало устои русского общество, что нарушало его скрепы, что способствовало отпадению от его «тела» хоть «волоса» всемерно поощрялось большевиками. Поэтому сепаратисты-националисты любых направлений и ориентаций объективно оказывались в стане союзников марксистов-интернационалистов. Стремясь обрести «свою историю», националисты обычно ничего не видели, что простиралось дальше какой-нибудь реки, сливающейся с линией горизонта или горы, традиционно служившей их далеким предкам «пограничным столбом».

Чем сильнее бушуют разрушительные процессы в системе государственного управления, тем больше возможностей у сравнительно небольшой по численности организации единомышленников, захвативших власть в империи, диктовать свою волю разрозненным группам людей, раздраженным испытаниями и лишениями трех лет тяжелейшей войны. С одной стороны, захватчики апеллируют к самым сокровенным надеждам и чаяниям широких социальных слоев, выступая в роли провозвестников «новой зари», с другой стороны, всегда готовы применить методы самого жестокого террора ко всем несогласным или недовольным действиями нежданных — негаданных узурпаторов.