Лживый век

Руководство партии большевиков, доставленное немецкими политиками в Петербург, развило бешенную деятельность, направленную на дестабилизацию и без того шаткой политической ситуации в стране. В Россию устремляются другие марксисты: кому-то достаточно для этого пересечь Черное или Балтийское моря, а кому-то — Тихий океан. В весенне-летний сезон 1917 г. происходили судьбоносные процессы, которые повлияют на весь ход дальнейшей Великой войны. На Западном фронте разворачивал свои части экспедиционный американский корпус, существенно усиливая боевой потенциал союзнических англо-французских войск, а в крупные города Великороссии буквально со всех сторон происходило проникновение марксистов, притязающих стать «третьей стороной», дабы превратить войну между великими нациями в мировую классовую войну. Из украинских и белорусских «мистечек» в русские столицы устремлялись революционно настроенные евреи, чтобы пополнить собой ряды радикальных партий (эсеров, бундовцев, большевиков, меньшевиков и просто анархистов или анархо-синдикалистов), и принять активное участие в освобождении всех трудящихся от оков эксплуатации. Каторжники и ссыльные были не прочь поквитаться со своими давними обидчиками. Многое, невозможное прежде, становилось возможным. «Третья сторона» в крупнейшем международном конфликте не представляла собой новый фронт с армиями, оснащенными грозной боевой техникой и соответствующим тыловым обеспечением. Марксисты всех мастей и направлений даже не являлась единой коалицией, но разно-направленность их действий все же складывалась в единый вектор, нацеленный на полное разрушение Российской империи.

За каких-то полгода (с апреля по октябрь 1917 г.) численность партии большевиков увеличилась на порядок и достигла четверги миллиона человек. При каких условиях карликовая партия экстремистского толка может так быстро укрупниться и стать внушительной политической силой? Только при росте радикальных настроений в самых широких слоях общества.

Временное правительство обнаруживает, что изоляция царской семьи и приближенных к этой семье привела только к возгонке злобы и ненависти горожан к тем, кто пытался управлять страной в нелегкий период становления новой легитимной власти. Даже обыватели охотно совершали многоразличные преступления и, тем самым, противопоставляли себя всем тем, кто стремился наладить общественный порядок и выстроить новую властную «вертикаль». Революция не может обойтись без вспышек насилия, без омерзительных персонажей, без упадка нравов. Проведение свободных демократических выборов в стране и созыв Учредительного собрания тогдашним политическим деятелям виделся спасительным рубежом и даже благополучным завершением переходного периода. Однако стремительно росло число тех, кто не желал далее нести тяготы мира, в котором живет, и хотел полного разрушения этого мира, всех его ценностей, основ, устоев. Таких крикунов пытались хоть как-то утихомирить и обуздать, объявить вне закона. Но в стране фактически были упразднены все законы, действовавшие при царизме, а новые еще не были выработаны. Все вокруг отличалось шаткостью, переменчивостью, зыбкостью.

Антивоенная пропаганда неудержимо усиливала свой напор, подобно морскому приливу. На гребне волны этого умонастроения пребывали марксисты, которые совсем не походили на пацифистов. Они отнюдь не источали миролюбие, а буквально клокотали от ярости: они хотели изменить жизнь народа к лучшему и для этого призывали народ встать на путь бессчетных разоблачений, ниспровержений, искоренений. Их лидеры являли собой ярко выраженный тип психопатов, которые неустанно заряжали своих соратников фанатичной верой в наличие неких научных истин, утверждающих, что этот мир давно прогнил и потому обречен на слом, как обречены все те, кто готов защищать этот мир и его ценности.

Сложно отыскать какой-то документ, проясняющий первотолчок, побудивший большевиков совершить вооруженный переворот в Петрограде. Германское правительство, естественно, нетерпеливо ждало заключения сепаратного мира с Россией. Но руководители большевистской партии, несмотря на рост своей популярности среди городского населения, а также в армии и на флоте, фактически являлись политическими изгоями и вряд ли могли склонить будущее Учредительное собрание к решению о выходе страны из состояния войны с Германией. Да и сроки созыва такого собрания оставались весьма туманными. Однако правители Германии не располагали какими-то действенными рычагами нажима на лидеров большевиков, которые к осени 1917 г. пользовались альтернативными источниками финансовой поддержки своей деятельности, в частности, от американских и европейских банкиров еврейского происхождения.