Читаем М. П. Одинцов полностью

испытывал. Потом даже кое-какие усовершенствования начал вносить. Достал хороший бронелист и

положил его на пол кабины. На приборную доску, для себя нужные особо, визирные метки нанес.

Летчиков-штурмовиков часто называли «воздушной пехотой». И в этом была большая доля правды: они

летали чуть выше человеческого роста, решая боевые задачи в тесном взаимодействии с сухопутными

войсками, поддерживая их, поражая всей мощью штурмовика различную боевую технику и живую силу

врага. Это было важно и для поднятия морального духа наших бойцов. Они видели, что не только земля

горит под ногами фашистов, но и небо ставит им огненный заслон.

Бреющий полет (5—25 метров) для Ил-2 — дело обычное. Именно на этой высоте наши штурмовики, как

правило, проносились над территорией, занятой врагом. И заметить летящий у самой земли самолет

трудно, и для того, чтобы атаковать его, остается не полная сфера, как в небе, а лишь верхняя его

половина. Потому и ходили почти на все задания на бреющем, часто под низкой облачностью, «ниже

костыля», как говорили летчики. Бомбежка, штурмовка, поиск противника — все на малой высоте, с

горки. На ней, этой родимой малой высоте, от атакованной цели уходили, противозенитный маневр и

многие разнообразные, порой неожиданные тактические приемы использовали.

Но что такое полеты, даже не боевые, на малой высоте? Задайте этот вопрос любому летчику, и он вам

обязательно ответит: это особые полеты. Все внимание отдано земле. В таких полетах настолько

обострены чувства, что, кажется, любой звук, любой шорох слышен. И все время огромное желание: набрать высоту, осмотреться, взять штурвал «на себя». А нельзя [46] — собьют. Напряжение —

предельное, усталость — невероятная. Кое-кто из однополчан недолюбливал такие полеты. Молодые

пилоты сгоряча часто сетовали: «Уж ниже некуда. Земля вместо помощника превратилась во врага: только и смотришь, чтобы не зацепиться. Ни маневрировать толком, ни прицеливаться нельзя». Одинцов

понимал их, выступил сторонником варьирования высотами полета. Метров до шестисот, тысячи

поднимался, но оставался все же в числе летчиков полка, умевших снижаться до самой земли и

буквально ходивших по головам фрицев. И он поэтому всегда был участником выполнения боевых

заданий, на которые оказывались способными только опытные штурмовики, например, таких, о которых

рассказывала армейская газета «Советский пилот» в августе сорок четвертого года.

«...На одном из участков фронта немцы стали накапливать крупные силы, они готовили контрудар по

нашим войскам. На железнодорожную станцию прибывали эшелон за эшелоном, переполненные

техникой, живой силой, боеприпасами. Все это быстро разгружалось и уходило в сторону за 10—15

километров. Там, среди изрезанной складками местности, немцы прятали свежие силы в балках, оврагах, теснинах, поросших растительностью.

Наша разведка узнала об этом. Требовалось сорвать замыслы противника в самом начале их

осуществления. Это могла сделать лишь авиация, и в первую очередь штурмовая, так как поразить врага, засевшего в естественных укрытиях, бомбардировщикам было трудно.

Десятки штурмовиков вылетели к объекту атаки. Низко прижавшись к земле, они подкрались к врагу и с

бреющего полета обрушились градом бомб, очередями снарядов из пушек и крупнокалиберных

пулеметов. В несколько заходов эти замечательные самолеты [47] «пробрили» чуть ли не каждую складку

местности. Земля полыхала огнем, разбита была также и железнодорожная станция. Фашисты понесли

большие потери и наступать не смогли».

Трудно даже перечислить все задачи, какие приходилось выполнять штурмовикам на войне. Ну, полеты

на разведку, на бомбежку, штурмовку — дело обычное. Но были ведь нередко и «дымовиками». С

помощью специально подвешенных приборов ставили дымовые завесы. Один Ил-2 мог поставить ее на

высоте 75—100 метров, толщиной 25—30 метров, длиной 2—3 километра.

Приходилось задачи за истребителей решать. С августа сорок третьего стали применять зажигательные

вещества — сбрасывали стеклянные ампулы «КС». С ними проще. А вот с «мочеными яблоками» мороки

было немало. Это гранулированный фосфор — коричневые шарики величиной с небольшое яблоко.

Хранились они в специальных металлических байках с водой — выливных приборах, которые

подвешивали под самолет. Откроет летчик прибор над целью — на землю падает огненный ливень, от

него все горит. Особенно эффективно это средство было при поджоге самолетов противника на

аэродромах. Но приборы эти нужно было открыть на очень малой высоте, иначе огненный дождь

погаснет, не достигнув земли, фосфорные шарики при падении быстро сгорают в воздухе. Вот тут-то и

вся закавыка.

Бывало и так, что в бомболюки «Илов» заталкивали объемистые стопки листовок, напечатанных

готическим шрифтом. Стало быть, и агитработу они выполняли. И боеприпасы, и сухари в тыл

окруженным войскам возили.

Штурмовик Ил-2 зарекомендовал себя и как самый «проходимый» самолет. Бывало так: машина

Перейти на страницу:

Все книги серии Наши земляки

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное