М. В. Ломоносов и основание Московского университета

При изложении вопросов о преподавании на русском языке, о составе студенчества, о работе лабораторий и кабинетов университета, об отношении профессоров к своим обязанностям и при характеристике деятельности отдельных представителей ломоносовского направления реакционная роль иностранной профессуры Московского университета уже была показана. Реакционеры в науке и в политике, иностранные профессора боролись против ориентации последователей Ломоносова на демократизацию науки и образования. Эта борьба сливалась с их борьбой против материализма. История с диссертацией Аничкова является ярким примером этой борьбы.

С позицией, занятой ими во время защиты диссертации Аничкова, смыкается их настойчивое требование об учреждении в Московском университете богословского факультета.

Первым иностранным профессором Московского университета был Ф. Г. Дилтей. Представитель прусской школы схоластического догматизма и крючкотворства в области права, он следовал в своих лекциях за Пуффендорфом. Впрочем, Дилтей не слишком утруждал себя лекциями в университете. Вся его энергия была направлена на организацию платных лекций у себя на дому. Едва приехав, он начал читать частные лекции по натуральному праву, к которым вскоре добавились геральдика, «универсальная история от сотворения мира до рождества христова», география и «политика». Причина такого «усердия» вполне понятна. Уже через два года после приезда Дилтей мог объявить, что «чтение лекции происходит в собственном доме профессора». О целях Дилтея достаточно ясно говорит опубликованное им объявление. «Чтобы не терять время в писании оных уроков, то он сочинил и перевел свои исторические лекции и их издал в печать по 2 рубля. Кто желает пользоваться книжкой не слушая толкования профессора, пусть пришлет 2 рубля»[625]. В погоне за деньгами, Дилтей открыл впоследствии пансион для подготовки крепостных приказчиков, секретарей и дядек[626].

«Труды» Дилтея по праву, истории, географии представляют из себя псевдонаучные компиляции, поражающие своей отсталостью.

Чтобы не быть голословными, возьмем для примера изданную Дилтеем в 60-х годах трехтомную работу по всеобщей истории[627]. Написанная в форме вопросов и ответов, она является попыткой насадить в Московском университете средневековую схоластику. Книга Дилтея представляла из себя пересказ библии и давно устарелых работ по истории. Убогая по содержанию, она не имела ничего общего с наукой. Рассуждения Дилтея о славянах, скифах и других народах Восточной Европы столь же нелепы и безграмотны, как и его сведения по ряду других вопросов.

Поповский еще в 1758 году отказался подписать аттестат этому бездельнику, указывая, что он не нужен Московскому университету, но требование Поповского не было удовлетворено Шуваловым. В 1764 г. не выдержала даже профессорская конференция и куратор Адодуров. Дилтей был уволен из университета. В числе других обвинений, предъявленных Дилтею, фигурировало, что он часто не бывал на лекциях, а когда и бывал, то приходил лишь на последний час, однако и в этом случае «часто выходил не читав лекций», что в его сочинениях «из других весьма известных книг целые страницы от слова до слова выписаны к стыду университета и самого сочинителя»[628], что его «Универсальная история» такова, «что публиковать и публике показывать не можно и стыдно»[629]; что все свое старание он употребил не на пользу университету, а «к одному своему прибытку». Университет указывал, что в результате таких действий Дилтея «студенты к слушанию его лекций никакого желания не оказали и ходить на оные не хотели»[630].

Дилтей подал жалобу в Сенат, она два года странствовала от одной инстанции к другой, пока не попала в руки Екатерины. Ее решение по делу Дилтея заставляет вспомнить ее же решение по делу Шлецера. Оно было неожиданным для университета, но вполне закономерным для политики Екатерины II. Екатерина приказала восстановить Дилтея в качестве профессора, заплатить ему жалование за те два года, пока тянулось дело, прибавить ему жалование в дальнейшем, выделить ему немедленно студентов, и если он захочет, то поручить ему за особую плату преподавание греческого языка[631]. Впрочем, с греческим языком у Дилтея получился полный конфуз. Он не справился с переводом нескольких строк Гомера и дал совершенно безграмотный перевод отрывка из речи Демосфена. В отчете не без иронии отмечается, что когда он выпросил пять дней для перевода десятка строчек Гомера, «то и совсем там был еще меньший успех»[632].

И этого-то невежду и бездельника Шевырев объявил «основателем юридического факультета, первым, кто начал изучать русское право» и преподавать его историю. Фальсифицируя факты, он писал, что Дилтей «был замечателен у нас и своей педагогическою деятельностию: издал много полезных учебных, особенно географических книг»[633]. Эту совершенно неправильную оценку повторил и С. В. Бахрушин[634].