М. В. Ломоносов и основание Московского университета

Вместе с Дилтеем на юридическом факультете подвизался и некий Лангер, не имевший никакого ученого звания. Это не помешало Адодурову, по рекомендации Миллера, выписать его из Германии, сделать профессором и поставить в особо привилегированные условия. В том, что Адодуров всячески препятствовал получению кафедр последователями Ломоносова и одновременно с этим всячески покровительствовал реакционерам, которых рекомендовал Миллер, нет ничего удивительного. Это полностью соответствовало политике Екатерины II и отношениям Адодурова с Миллером. Именно в это время Адодуров писал ему: «Я так много с молодых лет Вами одолжен, что Вы имеете повелевать мне во всем»[635].

Выше были показаны принципы, лежавшие в основе мировоззрения и деятельности Десницкого и Третьякова. Их прогрессивный характер выступает с особой силой при сопоставлении с идеалистическими, реакционными утверждениями Лангера. Он идеалистически решал основной вопрос философии. «Всемогущий бог благоволил оставить в человеке некоторые предложения и начала практические, которые философы называют начальными в душе изображавшимися понятиями, дабы вглубь самого сердца его иметь провозвестники своей воли»[636]. Лангер называл законы «божьим даром» и утверждал, что они божественного происхождения. Он подробно расписывал, как Моисей получил первые законы непосредственно от бога и они легли в основу всех человеческих законов. Само возникновение и развитие человеческого общества Лангер называл «проявлением божественного промысла». При объяснении вопроса о происхождении власти и государства Лангер основывался на священном писании и работах Пуффендорфа. Он проповедовал, что люди добровольно «прибегли к одному добродетельнейшему», который «не считаясь с силой и богатством, одними и теми же правами удерживал самых знатных и самых незнатных» и таким путем учредил судебную и государственную власть[637]. Лангер рассматривал царя как правителя, данного народу богом, и утверждал, что власть одного человека над всеми существовала всегда. Он отрицал, что человечество когда-либо находилось в первобытном состоянии, на том основании, что в таком случае оно не могло бы пользоваться божественными законами и получать от бога себе правителя. Неудивительно, что самым тяжелым преступлением Лангер считал оскорбление бога. Он восхвалял самодержавную власть и утверждал, что любое желание монарха имеет силу закона[638].

Идеалистическая и антинаучная сущность этих и подобных утверждений Лангера не требует никаких пояснений.

Мы уже говорили об отношении к своим обязанностям профессора Керштенса. Яркое представление о его мировоззрении дает его утверждение, что Россия будет пользоваться внутренним и внешним спокойствием до тех пор, пока в ней будет сохраняться монархия. «И ежели в России находятся поселяне, которые для себя ни пищи, ни других нужных к житию припасов сыскать не могут, то в том ни на суровость климата, ни на неплодородие земли, жаловаться не можно». Все дело в их лени и неумении работать, объяснял Керштенс. «Кто вздумает жаловаться на подати и пошлины, то тот несправедлив и великий клеветник»[639], — заявлял он. В довершение всего Керштенс делал следующее откровение: «Труд не приносит крестьянину вреда, особенно когда он не столько для себя, сколько для помещика трудится»[640].

Одним из самых крайних реакционеров, главой этого лагеря, был профессор И. Г. Рейхель. По рекомендации Миллера и Штелина в 1757 году он был выписан для преподавания немецкого языка, но скоро оказался в роли профессора истории. Шевырев, расписывая его «выдающиеся заслуги», утверждал, что «Рейхель принадлежал к числу профессоров иностранных, действовавших с большою пользою на молодое поколение студентов»[641].

В действительности Рейхель был злейшим врагом всего прогрессивного. Он выступил со злобным доносом на Аничкова и его диссертацию. Он переводил на немецкий язык «догматы православной церкви» и речи, посвященные памяти такого же мракобеса и изувера, как он сам, московского архиепископа Амвросия. Он расточал особые похвалы Екатерине II за «ревностное её старание о утверждении православия и веры» и видел в этом яркое проявление «ее мудрости»[642]. Рейхель был сторонником подчинения науки религии. Утверждая, что наука основана на «божественном провидении», он рассматривал историю в качестве «зерцала божеского провидения»[643].

Рейхель на все лады расхваливал философов-идеалистов, особенно Платона, которого он называл великим философом, противопоставлял «нынешним заблудившим философам» и утверждал, что сам Юпитер не сказал бы лучше, чем говорил Платон[644].