М. В. Ломоносов и основание Московского университета

Составители записки указывали, что перевод университета на Воробьевы горы одновременно с этим значительно улучшит материальное положение профессоров университета и облегчит их работу, так как в условиях отсутствия городского транспорта проезд в университет отнимал массу времени и поглощал значительную часть их жалования. «Сим способом могли бы профессора и учители гимназии своим жалованием быть довольны потому, что они сим учреждением освобождены бы были от многих излишних расходов. Не надобно будет им ни квартир нанимать, ни экипажей содержать, без чего сейчас им никак обойтиться невозможно и на что они более половины своего жалования издерживают», — писали они. В лучшую сторону изменится и положение студентов и гимназистов, которые «в свободное от учения время будут иметь место для прогуливания и забав на чистом воздухе ко увеселению и ободрению своему, что и здоровью их не мало способствует, но сего однако теснота места в городе отнюдь не позволяет»[353].

Рассмотрев все преимущества, которые дает университету его перевод на Воробьевы горы, составители записки заявляли, что в случае согласия на их предложение, они немедленно представят планы, сметы и прочую документацию. Но реакция правительства была прямо противоположной тому, что ожидал университет. В ответ на это предложение Сенат занялся исследованием того, не слишком ли «много» отпускается средств на университет и нельзя ли сократить число профессоров и преподавателей[354]. Лишь через год, после долгой переписки и справок, Екатерина II, наконец, подписала указ об отпуске 7 тысяч рублей на неотложный ремонт дома. Вопрос же о строительстве нового здания на Воробьевых горах безнадежно утонул в пучинах канцелярской бюрократической переписки[355]. Лишь через 6 лет, в 1782 году, Екатерина прибавила на содержание университета 6 тысяч рублей. Десяти тысяч показалось ей слишком много для единственного университета в России. Так потерпела полную неудачу попытка поставить вопрос о переводе Московского университета на Воробьевы горы.

Планы профессоров Московского университета оказались несбыточной мечтой в условиях самодержавно-крепостнической России. Они смогли превратиться в действительность только в нашу советскую эпоху. Сооружение новых зданий университета на Ленинских горах намного превосходит самые смелые мечты передовых людей XVIII века.

* * *

Несмотря на все старания, здание в 1754 г. готово не было, и открыть университет в этом году не удалось. А что к этому стремились, доказывают не только уже приводившиеся «ордера» генерал-прокурора Сената Трубецкого, но и специально выбитая к открытию университета медаль с изображением Елизаветы и датой «1754» и проекты медалей, которые составлял в 1754 г. Штелин[356]. Об этом же говорит и следующее обстоятельство: на докладе Сената об учреждении университета, представленном Елизавете, имеется пометка «Возвращен 2 декабря». То место, где обычно помещалась резолюция, вырезано и заклеено чистой бумагой. Вполне вероятно, что доклад был в ноябре 1754 года утвержден. Затем же, когда выяснилось, что здание все еще не готово, резолюция Елизаветы была вырезана и доклад возвращен в Сенат для переписки[357]. Лишь когда здание было в основном готово, Елизавета подписала 12 января 1755 года доклад Сената и назначила кураторами университета И. Шувалова и Л. Блюментроста и директором А. М. Аргамакова[358].

О Шувалове уже было сказано достаточно. Что же касается Блюментроста, то по традиции, идущей от работ Пекарского и Шевырева, его деятельности в качестве президента Академии Наук и куратора Московского университета дается положительная оценка. Однако факты показывают обратное: назначенный президентом академии Блюментрост привлек в ее состав своих приятелей, не отличавшихся никакими научными достоинствами. В 1727 г. Блюментрост целиком отдался придворным интригам, а всю власть в академии передал Шумахеру и энергично встал на его защиту, когда Бернулли и Делиль требовали устранения этого проходимца. Покидая академию, он присвоил себе 5 тыс. рублей из ее средств. В 30-х годах он проявил себя как один из наиболее усердных клевретов Бирона. Его деятельность в Московском университете продолжалась всего 2–3 месяца, так как еще до открытия университета, в марте 1755 года он умер[359]. В каком направлении действовал Блюментрост в эти несколько месяцев показывает краткая, но ясная запись Ломоносова.

Медаль на открытие Московского университета Бронза, Библиотека им. Горького