М+Ж

В состоянии отрешенности я вышел из кабинета, зачем-то оказался у стола секретарши и, постояв минуту, уселся прямо на него.

– А вам три раза звонили, – сообщила Людочка, которая с неподдельным интересом наблюдала за моими перемещениями, – женский голос. Очень какой-то знакомый. Женский. По-моему, межгород. Очень знакомый женский голос.

Я оторвал взор от карандаша, который неведомым образом оказался у меня в руках, попытался осознать новую информацию… и хлопнул себя по лбу, едва не выколов глаз карандашом.

Я уже почти неделю не общался с Катей.

**

– Хорошо, что я не Змей Горыныч… Если бы у меня так болело три головы…

– Ага. И краситься в три раза дольше.

– Зато одну голову можно сделать блондинкой, вторую брюнеткой, а третью… оставить как есть.

– Мамы! Мы есть хотим!

– М-м-м…

Это происходило отнюдь не ранним утром, а часов в одиннадцать, и активность детей компенсировалась нашей абсолютной неспособностью шевелиться.

Вчерашний вечер прошел не зря. Все-таки одна голова хорошо, а две, да еще с бутылкой, это сила! Я практически не сомневалась, что мы все угадали правильно, только непонятно, как это выяснить.

Сергей не брал трубку. Мы пробовали звонить со всех возможных телефонов, чтобы убедиться, что он не занес меня в «черный список». Нам упорно сообщали, что абонент недоступен.

В конце концов мне надоело мучить телефон, и мы отправились дышать свежим воздухом, а заодно и купить пива. Заслужили!

В понедельник я была почти бодра, решила, что подожду до обеда, а потом начну методично названивать ему на работу. Когда-нибудь я его все-таки застану!

Но к обеду я довольно основательно закопалась в бумажках и совершенно перестала следить за временем. Когда у меня зазвонил телефон, даже не посмотрела на определитель. Если бы посмотрела, возможно, у меня бы была хоть секунда подготовиться.

– Привет, Коша. Как дела? – спросила трубка преувеличенно бодрым голосом.

Оказывается, очень легко ненавидеть то, что не видишь и не слышишь. А ненавидеть такой родной голос невозможно. То, как я отреагировала на этот звонок, было для меня полной неожиданностью – единственное, что я сразу поняла, это то, что говорить с ним не смогу.

– Извини, я занята. Перезвони через полчаса, – с трудом выдавила я и отключилась.

Зрелище, наверное, было не для слабонервных. Слезы ливанули сразу и потоком. Руки тряслись так, что я не сразу смогла взять стакан с водой, который мне совали добрые коллеги.

– Катька, ты чего? Что случилось? Что-то с Машей? Да ответь ты!..

Мне понадобилась примерно минута, чтобы начать говорить. Голос не слушался.

– Извините. Ничего не случилось. Это так… Бабская истерика.

Быстрее всех сориентировалась Ира. Она схватила меня и уволокла из комнаты «подышать свежим воздухом» мимо совершенно ошалевших сотрудников.

Через полчаса я была в форме. Прогулка по улице плюс уверения Иры, что я «все равно красивая и быстро найду другого», сделали свое дело. У меня отросли клыки, жало наполнилось ядом, шипы торчали во все стороны – я была готова к разговору.

Телефон зазвонил через час.

– Привет… Ты свободна? – голос звучал уже не так бодро.

– Да.

– Э-э-э… Как дела?

– Нормально.

– Как Маша?

– Спасибо, ничего.

– Кать, ты обиделась?

– На что?

– Ну… Я не знаю. Хорошо, что не обиделась. Я тут… У меня тут… Короче, такое дело… Мне предложили работу. Такой шанс нельзя упускать, понимаешь, я не мог отказаться!

– Понимаю.

– Кать, я буду звонить. И писать. Катя, ты ко мне в гости приедешь?

– Куда?

– В Германию. Я надеюсь, я пару лет всего там поработаю, а потом вернусь.

– А! Значит, все-таки за границу, не в Мурманск…

– Что?

– А, ничего. Это я о своем.

– Катя, скажи что-нибудь!

– Что?

– Ну, как ты к этому относишься?

– Это был шанс, который упускать нельзя. Ты не мог отказаться.

– Я уезжаю через две недели.

– Хорошо.

– Я год не приеду.

– Хорошо.

*

К разговору с Катей я не готовился, памятуя о провале попыток срежиссировать беседу с директором, но к подобной краткости был не готов.

– Я занята. Перезвони через полчаса.

Ничего себе! Я ведь пропал на неделю! Мобильник отключал! А вдруг я при смерти?! Одним словом, вопиющая нечуткость. Из принципа перезвонил не через полчаса, а через час. Это было тем более удобно, что наши редакторши успели разбежаться, и я мог чувствовать себя совершенно свободно. Верстальщик Серега укрылся в глубине наушников, а директор – в недрах кабинета.

Я несколько раз подряд набрал и выдохнул полную грудь воздуха, после чего набрал номер.

– Здорово! – сказал я, делая вид, что совсем не обиделся. – Можем поговорить?

– Да, – ответили мне с экспрессией диктора в аэропорту.

– Как поживаешь? Как дочка?

– Нормально.

Мы помолчали.

– Обиделась, что ли? Эй?

– На что?

– Правильно, не на что. Я тут немного закрутился. Мне предложили замечательное место работы. Правда, за границей, зато перспективы! Вот я какой у тебя везунчик!

Слова, которые внутри головы казались безупречными, на выходе являлись безупречной смесью пошлости с идиотизмом. Хоть бирочку вешай «Состав: тупость – 100 %, банальщина – 100 %, интонация, идентичная натуральной, – 50 граммов».

– Поздравляю, – сказал диктор из трубки.