Читаем Mad Love in Gotham (СИ) полностью

— Не знаю, что вы имели в виду, но эта фраза внушила мне доверие, — уголки её губ тоже слегка приподнялись, — присаживайтесь, заключенный.

— Джером, — отмахнулся парень, садясь на стул. — А тебя как звать?

— Хейли. — просто отвечает доктор, снова выводя буквы в неизменном блокноте.

Джерому нравится то, что она не просит называть себя полным именем, состоящим из еще пяти, плюс гордый титул «доктор» в начале.

— Тебе не страшно? — парень неожиданно перешел к нормальным вопросам. Конечно, они — лишь прелюдия.

— Почему мне должно быть страшно? — девушка осторожно взглянула на него.

В ответ парень лишь хмыкнул и пожал плечами, но через пару секунд продолжил:

— Здесь ведь кругом преступники. А ты совсем девчонка. Сколько тебе вообще лет?

— Восемнадцать.

— Ты вундеркинд или отсосала у кого-то из начальников, чтобы тебя так рано взяли на работу? — Джером облокотился локтем о стол и провоцирующе посмотрел в глаза девушке.

А она сразу поняла, что этот вопрос был риторическим и представлял из себя ничто иное, как элементарное оскорбление, одно из многих, которыми бы здесь ее могли осыпать, как лепестками роз.

— Нет. Я хотела стать актрисой, — серьезно отвечает доктор, — но мой дед, тот самый начальник, настоял, чтобы его внучка стала такой же, как он. Знает, что врач из меня в любом случае ужасный, вот и устроил сюда без института. Теперь я наблюдаю за жизнью психов и подрабатываю медсестрой. Уже три месяца. А до этого с пятнадцати лет носилась по Аркхему за другими докторами с просьбами объяснить или показать мне что-либо. Ох уж этот старый лысый хрыч… — процедила сквозь зубы, — За что тебя сюда упекли?

— Убил мать. — невозмутимо, как Барбара на этот же вопрос, отвечает Джером.

— Завидую… — вздохнула Хейли и, позабыв о том, что только что её пациент мог найти в ней своего соратника, принялась снова проделывать со шприцом непонятные манипуляции.

Такой поворот событий заставил Джерома одобряюще хихикнуть. Теперь эта девушка несомненно заинтересовала его. Он практически забыл про то, что она — гордая носительница белого халата.

— А мне все больше везет на плохих девочек. Прямо глаза разбегаются! — в этих глазах будто запрыгали чертики.

А её он заставил смотреть на себя сразу же. Среди других заключенных он сильно выделялся. В первую очередь, смехом, что порой начинал существовать отдельно от ровного гула. Вторая отличительная черта — внешность. Взъерошенные рыжие волосы, под конец дня напоминающие сосульки, свисающие с поехавшей крыши. Широкая улыбка. Взгляд исподлобья, направленный прямо в душу, заставляющий её обнажаться и перестать скрывать какие-либо пороки.

— И что, по кому пока эти глаза бегают медленнее всего? — Хейли решила, что узнать о личной жизни заключенного было бы не лишним.

— Ни по кому. — отрезал Джером после пары секунд раздумий, — Мне это не интересно.

Услышав последнюю фразу, доктор удивленно посмотрела на него и, сдвинув круглые очки в тонкой оправе к кончику носа, изогнула бровь.

Парень понял, о чем она подумала и начал было оправдываться:

— В том смысле, что… Это не то, о чем ты подумала. Я не… Черт, чего я тут перед тобой распинаюсь?! — эта беседа перестала быть приятной, — Давай, приступай. — он закатал рукав полосатой рубашки и положил руку на стол, добровольно подставляя ее под укол.

А у неё специфическое чувство юмора, отметил Джером. Она умеет заставить человека чувствовать себя неловко.

А у него тонкая бледная кожа, отметила девушка. В такую укол нужно ставить нежно. Она аккуратно протерла место, где виднелись синие вены, кусочком ваты, пропитанной спиртом.

Всё должно было пройти хорошо, но в тот момент, когда Хейли уже наполовину ввела иглу под кожу пациента, охраннику внезапно приспичило постучать по железным прутьям.

Джером дернулся от неожиданности, а игла вошла намного глубже чем надо.

— Ох, черт!

Дед придушит её за этот неприятный инцидент. Хейли охватила паника.

— Сиди смирно! — скомандовала она.

Парень начал истерично смеяться, из-за чего всё его тело подпрыгивало и ни одна из попыток вытащить чертов шприц из его руки не увенчалась успехом. Наоборот, вскоре игла сломалась и лишь пара миллиметров металла держала и его и доктора вдалеке от пренеприятнейших последствий.

— Замри!

Джером не переставал заливаться хохотом. Попытки ухватиться за кончик иглы были тщетны. Из ранки тонкой струйкой потекла кровь, кожа вокруг стала розовой.

— Да заткнись ты уже!

Удивительно или наоборот, но из-за крика взбешенной девушки Валеска мигом перестал смеяться и удивленно уставился на Хейли.

Не упуская шанс, та схватила остаток шприца пинцетом и потянула. «Ай!» Джерома и все позади. Она принялась судорожно вытирать выступившую красную жидкость, дезинфицировать кожу, заклеивать пластырем образовавшуюся небольшую дырку. Так увлеченно, что умудрилась порезаться той самой иглой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 величайших соборов Европы
100 величайших соборов Европы

Очерки о 100 соборах Европы, разделенные по регионам: Франция, Германия, Австрия и Швейцария, Великобритания, Италия и Мальта, Россия и Восточная Европа, Скандинавские страны и Нидерланды, Испания и Португалия. Известный британский автор Саймон Дженкинс рассказывает о значении того или иного собора, об истории строительства и перестроек, о важных деталях интерьера и фасада, об элементах декора, дает представление об историческом контексте и биографии архитекторов. В предисловии приводится краткая, но исчерпывающая характеристика романской, готической архитектуры и построек Нового времени. Книга превосходно иллюстрирована, в нее включена карта Европы с соборами, о которых идет речь.«Соборы Европы — это величайшие произведения искусства. Они свидетельствуют о христианской вере, но также и о достижениях архитектуры, строительства и ремесел. Прошло уже восемь веков с того времени, как возвели большинство из них, но нигде в Европе — от Кельна до Палермо, от Москвы до Барселоны — они не потеряли значения. Ничто не может сравниться с их великолепием. В Европе сотни соборов, и я выбрал те, которые считаю самыми красивыми. Большинство соборов величественны. Никакие другие места христианского поклонения не могут сравниться с ними размерами. И если они впечатляют сегодня, то трудно даже вообразить, как эти возносящиеся к небу сооружения должны были воздействовать на людей Средневековья… Это чудеса света, созданные из кирпича, камня, дерева и стекла, окутанные ореолом таинств». (Саймон Дженкинс)

Саймон Дженкинс

История / Прочее / Культура и искусство
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство