Мадам

Вторая точка зрения была несравненно более умеренной, я бы сказал, гуманистичной, что давало выход надежде и фантазии. Ее приверженцы считали, что фригида — это просто чувственно и сексуально не разбуженная или заторможенная женщина. Однако это заболевание, при таком подходе, не рассматривалось как нечто неизлечимое, наоборот, оно легко поддавалось лечению. Но наиболее любопытным и, пожалуй, важнейшим элементом этой гипотезы, точнее, элементом, который в ней обязательно присутствовал, было твердое убеждение ее сторонников (прозванных за это «романтиками»), что в области теории устранения названного недостатка в сексуальном развитии именно они являются непревзойденными специалистами. Да что там в области теории! На практике тоже. Короче говоря, если бы Мадам обратилась к ним с этой проблемой, то они мигом бы все уладили, и ей только бы и оставалось, что наслаждаться всей полнотой жизни.

И, наконец, третья точка зрения, наиболее, пожалуй, своеобразная, которую отстаивали исключительно девушки. По их мнению, быть фригидной — значит любить только саму себя. Девушки считали Мадам настолько совершенной, что она просто не нуждалась в мужчинах. Мало того, она ими пренебрегала и брезговала. Зато обожала саму себя, а из этого следует, что и общаться физически тоже могла только сама с собой. В основном это общение в их понимании сводилось к неустанному уходу за собственным телом, что граничило с ласками, к многочасовым ваннам, наполненным душистой пеной, к умащиванию кожи кремами и ароматическими маслами, массажам живота и грудей, нанесению масок на лицо и, наконец, к расхаживанию по квартире нагишом и разглядыванию себя в зеркале. Словом, это был редкий случай женского нарциссизма.

Ко всему прочему добавился «Пепел» Жеромского. Как раз в это время на экраны кинотеатров вышел двухсерийный фильм Анджея Вайды по этому роману, входящему в школьную программу, что имело совершенно неожиданные последствия.

Роман Жеромского мы уже проходили. Особого интереса он не вызвал, и вряд ли кто-нибудь внимательно читал этот внушительный трехтомный труд, а Рожек Гольтц вообще в него не заглядывал. Поэтому и его экранизацию мы встретили довольно равнодушно. Повторение скучных уроков многочасовым фильмом казалось никому не нужным, а сравнение кинообраза с литературным первоисточником никого не вдохновляло. Мало кого трогала и горячая дискуссия, разгоревшаяся в прессе и на телевидении вокруг фильма Вайды, которого, как всегда, упрекали в шельмовании национальных святынь и в дешевом фиглярстве. Однако на «Пепел» ходили, и по много раз!

Фильм привлекал молодого зрителя тремя короткими сценами. В первой красивая, молоденькая героиня, собираясь ко сну в своей девичьей спальне, необыкновенно эффективным образом греет у камина голые ноги, высоко подняв ночную рубашку и бесстыже выгибаясь к огню. Во второй сцене ту же героиню уже через несколько лет на живописном пленэре скалистых Татр насилуют разбойники-гурали, что опять давало возможность увидеть ее ноги, обнаженные и возбуждающе раздвинутые. Наконец в третьем эпизоде группа одичавших польских солдат, сражавшихся на стороне Наполеона в позорном испанском походе, устраивает оргию в захваченной Сарагосе, мерзко измываясь над смуглыми испанскими монашками.

Все эти сцены не были подчеркнуто циничными, они не отличались чрезмерной непристойностью или жестокостью, однако, особенно для польского кино, превосходили прежние рекорды смелости. Не последнюю роль здесь играл еще и тот факт, что изнасилованной красоткой была Пола Ракса, молодая звезда тех лет с пронзительно светлыми глазами и с по-девичьи ломким голосом, объект эротических воздыханий тысяч старшеклассников. Ее знали по многим молодежным фильмам, где она играла легкомысленных, но невинных девушек, смущающих и соблазняющих юношей и мужчин, не позволяя им, однако, даже поцеловать себя. Увидеть теперь, как ее безжалостно насилуют татранские разбойники — будто в отместку за ее прежние издевательства над мужским полом, — было неплохой потехой. А уподобиться польским солдатам, сражающимся на испанской земле за неправое дело, тоже доставляло удовольствие, но несколько иного рода.

Бысь рассказывал, что в одном из кинотеатров механик за небольшую плату устраивает после последнего сеанса специальные просмотры, многократно повторяя только эти три сцены и останавливая пленку на самых откровенных кадрах — например, когда Пола Ракса стоит перед камином с высоко поднятой ногой, обнаженной почти до бедра.

(Кстати сказать, в связи с рассказом Быся разгорелась совершенно абсурдная дискуссия: возможно ли вообще в обычном кинопроекторе остановить пленку для стоп-кадра. Всезнающий Рожек Гольтц доказывал, что такая операция приведет только к расплавлению пленки, а не к остановке кадра. Чуть до драки не дошло.)