Они встретились в четыре часа на Арбате, возле дома номер тридцать. Это на ходу, уже прощаясь, придумала Галя, не собираясь давать номер телефона этой чудовищной коммуналки. Почему тридцатый? С ним было связано что-то хорошее, детское, может, вкусное мороженое, купленное матерью во время прогулки, может, еще что-то.
Зотов, как заправский кавалер, вежливо поклонился и поцеловал ей руку. В это время откуда-то сверху долетели звуки фортепиано, причем исполнение было мастерским. Точно ее ангел все устроил так, чтобы Галя навсегда запомнила эту встречу. Ей еще никто не целовал руку – и это было очень необычно и приятно. Они гуляли по Москве до поздней ночи. Возлюбленный был при деньгах, в которых, как видно, никогда не имел недостатка. Это было просто удивительно. Уже скоро она знала о нем довольно много, задавая вопросы простодушно и невпопад, чем приводила друга в восхищение. Она хотела знать все об этом юноше из высшего общества. О семье своей Максим слишком не распространялся, сказал только, как бы невзначай, что старому генералу не было никакого дела до планов сына. Когда-то старик хотел видеть его военным, но после как-то разом передумал.
– По-моему, его переубедил Константин Рокоссовский, – заметил Володя. – А для отца это, что господь Бог.
Тут же, без перехода, он стал говорить что-то о будущей карьере, как о чем-то само собой разумеющемся. А будущее он связывал с Европой, именно – с Францией. Галя точно ждала этого естественного признания, но немного смутилась, потому что совпадение мыслей и желаний тут было абсолютным. Она и Максим как бы сблизились – и раньше, чем нужно.
– А почему ты не хочешь стать военным? – спросила она. – Ты ведь такой – ну, мушкетер.
– Мне говорили друзья, – отмахнулся он. – Мы в сто десятой все – как бы мушкетеры. Это внешнее, Галка. Мы с моими приятелями с четвертого класса больше всего любим, ты сейчас удивишься, да, кардинала Ришелье, Талейрана. Не знаю, как так вышло. Войны бывают всякие, но только тайная война решает все.
– Это-то конечно, – согласилась Галя охотно.
– В четвертом классе я перестал мечтать о славе, – рассмеялся Максим. – О славе в обычном смысле. Вся слава в этом веке, как бы точнее сказать, распределена. С одной стороны – вожди, с другой – их приближенные, кому по случаю повезло, что на глаза попались. А подлинная слава приходит к тем, кто остается в памяти народа навсегда.
– Я думала так же, – ответила Галя, – если это позволительно для глупенькой девчонки. А потом как-то перестала забивать себе голову такими материями.
Она старалась говорить в манере Софьи Григорьевны.
– Как-то я заметила, что перестала читать. Видать, переусердствовала однажды.
– Ну, Галка, ты типичная отличница, – прямо в глаза ей посмотрел Максим. – А это надолго, солнышко.
– Так называет меня мама, – улыбнулась Галя. – А еще вот так – «шонцэ».
– О как же она права, «шонцэ» – обрадовался Максим. – А она кто у тебя?
– Гм, – серьезно задумалась Галя, – говоря просто – француженка, англичанка, такой литературный спец. Я с детства замучена Прустом, Шекспиром, Беном Джонсоном…