После душа я помогал ей на кухне. Мы были похожи на пару молодоженов, которые вместе идут на рынок, вместе принимают душ, вместе готовят ужин. Эта мысль превратилась в мечту, я представил, что я женат на мадам Хаят. Я нашел эту фантазию очень привлекательной. Если бы она захотела, я бы сразу же взял ее в жены.
Я не умел готовить, не имел ни малейшего представления, что делать, моя неопытность забавляла ее:
— Ты прочел столько книг, но ни тайны жизни не знаешь, ни готовить не умеешь. Ты не постиг две самые важные вещи.
После ужина мы посмотрели документальный фильм о цветах. Рассказчик описывал, как цветы привлекают насекомых: запах, цвет и нектар.
— Что тебе это напоминает? — спросила мадам Хаят.
— Не знаю что…
— Ай, Антоний, какой же ты дурак! Да женщину же! Запах, цвет, нектар…
Вид орхидей, называемых пчелоносными, был, по словам мадам Хаят, «самым шлюховатым». Цветок имитировал самку пчелы и испускал запах пчелиной матки. На этот запах прилетали трутни, пыльца орхидеи прилипала к их лапкам. Запах этой пыльцы также привлекал самок пчел. Природа находилась в состоянии постоянного спаривания, прекрасного бесконечного соития… Казалось, что это и есть единственная цель природы — выступать в роли свахи, постоянно сводящей самцов и самок. Я это понимал, но не понимал цели: зачем ей понадобился этот огромный бордель в нашем уголке Вселенной?
На следующий день я рано ушел на занятия. Я был изрядно уставшим и очень счастливым. Зашел домой переодеться и выпить на кухне чая. Там я задрожал от ужаса, которого никогда прежде не испытывал, вплоть до того, что почувствовал, как в моей голове трясется мозг.
В торце длинного стола сидела Сыла.
У нее было бледное лицо и воспаленные глаза. Усталость и печаль застыли в чертах, как железная маска. Первая моя мысль была, что она узнала, где и с кем я провел ночь, и пришла спросить с меня за это.
— Что стряслось? — спросил я.
— Отца забрали.
— Кто забрал?
— Полиция.
— Когда?
— Рано утром.
— Куда они его увели?
— Не знаю… Мама звонила знакомому адвокату, он сказал, что разберется, но я не уверена, что он разберется, — арестовывают и адвокатов. Они тоже боятся. Я не знала, что делать, пришла к тебе, не нашла тебя в твоей комнате, поэтому села здесь ждать.
Поэт с сонными глазами вошел на кухню.
— Куда полиция увозит арестованных людей? — спросил я его.
— В полицейский участок… А кого арестовали?
Не решив, стоит мне говорить за нее или нет, я посмотрел на Сылу, и она ответила:
— Моего папу.
— Иди в участок, — сказал Поэт, — повидаться вам вряд ли позволят, но, может быть, дадут какую-нибудь информацию.
— Где находится департамент полиции?
Он объяснил, и мы сразу ушли. Утром я принял душ, но мне все еще казалось, что я пропах мадам Хаят. В тот момент я понял, что стыжусь этого беспокойства, но я не мог от него избавиться.
Когда мы сели в машину, Сыла холодно спросила:
— Где ты был?
— У друга.
Она хмыкнула, больше ничего не сказав.
Департамент полиции представлял собой большое здание, похожее на замок, с забетонированным внутренним двором, где стояли полицейские машины, окруженные железной решеткой. Перед входной дверью дежурили двое полицейских с автоматами. Приблизившись к ним, Сыла сказала: «Извините…», только собираясь спросить про отца, но полицейские не стали слушать. «Не извиняю, — сказал один из них, — убирайтесь отсюда». Я никогда не думал, что человек может относиться к незнакомцу с такой неприязнью, с такой ненавистью. Враждебность в голосе полицейского пугала.
Сыла произнесла: «Мой папа…», но снова не смогла закончить фразу. «Я же сказал, иди отсюда». Полицейский сделал шаг к Сыле, будто собирался ее ударить. Она отпрянула, пробормотав: «Я просто…», но полицейские заорали: «Она еще рот открывает! А ну, марш отсюда!» Я схватил Сылу за руку и потащил за собой. Я прошел между полицейскими. Прежде чем они успели перебить меня, я коротко спросил: «Где выход для посетителей?» Полицейский указал на маленькую дверку в стороне от главного входа: «Туда», затем добавил с той же враждебностью: «Если, конечно, выпустят… Идите».
Я сказал Сыле: «Пошли». Напротив полицейского департамента выстроились рядком кофейни, и я предложил: «Давай подождем там, посмотрим, выйдет ли твой папа».
Эти кафе, куда в обычное время ходили только мужчины, сейчас были полны женщин, ожидающих своих мужей, отцов, братьев, сестер и детей. Мы пошли подыскать себе уголок поукромнее. Нам повезло: когда мы вошли, две женщины, сидевшие за одним из столиков у окна, встали, и я спросил: «Вы уходите?», одна из них ответила: «Мы вернемся позже». Мы сели за стол. Маленькая дверь была прямо у нас перед глазами.
— Ты голодна? — спросил я.
— Я ничего не ела, но я не голодна.
— Закажи чаю, — сказал я, — а я куплю нам поесть.
Прямо за кофейнями была кондитерская, я купил ватрушку и почти насильно накормил ею Сылу.
Мы стали ждать.