Мадам «Нет»

Морис часто говорил, что Большой театр – мечта его жизни. Наконец он впервые приехал, так серьезно готовился, так ждал этих гастролей и… ничего, никакой реакции! То есть публика-то восторженно принимала – балеты Бежара стали откровением, ничего подобного наш зритель раньше не видел! Но в прессе – полная тишина! Конечно, Бежар обиделся, он даже просто не понял, ведь у них на следующий день после премьеры во всех газетах обязательно отзывы появляются. А тут – ничего и никого! Никто из официальных лиц даже не встретил Бежара, чтобы проявить элементарную вежливость! Казалось, что вымерло все Министерство культуры и вся дирекция Большого театра. Кто-то заболел, кто-то куда-то срочно уехал, все попрятались! Даже некоторые артисты в театре на всякий случай делали вид, будто никто не приехал, ничего не происходит. Мы с Володей просто на части рвались, чтобы обеспечить хоть какой-то мало-мальски приличный прием, хотя бы видимость приема. Пригласили всю труппу (двадцать восемь человек!) к нам домой. Мама была в ужасе: «Как?! Нужны разные вилки под разные блюда, где мы столько возьмем? Как рассадим? Стульев не хватает! Где они вообще все поместятся?!» А они пришли, спокойненько расселись прямо на полу (они вообще привыкли так сидеть) и чувствовали себя прекрасно! Маму все сразу стали называть «мамой», потому что «Татьяна Густавовна» выговорить не мог никто. Солистка труппы, прелестная большеглазая Рита Пулворде (которую мы шутливо прозвали «Рита Полведра» – она не понимала, но отзывалась), после первой рюмки даже произнесла прочувственный тост: «Я так счастлива, что мы все здесь собрались! И дом такой чудесный, и мамочка так все вкусно приготовила! Я вам так благодарна!» Нам, конечно, было приятно, но восприняли мы эти слова как вполне естественные. А вот бежаровские ребята просто остолбенели: оказывается, Рита никогда в жизни ни капли спиртного в рот не брала, ни речей не произносила, да и вообще всегда слыла молчуньей – слова из нее не вытянешь: «да», «нет» – и весь разговор! И вдруг такой тост! Ну а потом Рита выпила еще одну рюмку водки, пришла на кухню и сказала: «Мама, меня надо куда-нибудь положить…» А мы еще долго сидели, разговаривали – чудесный вечер получился!.. Потом в буфете Большого театра наши артисты «скинулись» и устроили для труппы Бежара что-то вроде банкета. Но, конечно, все не прикроешь: слишком бросалось в глаза постоянное отсутствие официальных лиц во время гастролей. Конечно, Бежар и обиделся, и расстроился.

После его отъезда нам тоже хватило огорчений. Мы с Володей хотели танцевать тот фрагмент из «Ромео и Юлии», который Бежар нам разрешил исполнять. Но кроме разрешения автора, творца, самого Мориса Бежара, требовалось еще добиться одобрения этого номера нашими чиновниками от культуры. Сами-то они, конечно, создать ничего не могли, но вот разрешать-запрещать (особенно запрещать!) и решать, нужно ли советскому зрителю смотреть западную хореографию, – вот это умели замечательно. Сколько мы ходили, просили, чтобы нам позволили танцевать Бежара! Ведь шел уже в СССР спектакль «Ромео и Юлия», публика его видела целиком. Но то были гастроли зарубежной труппы, а теперь требовалось включить «сомнительный» номер в репертуар Государственного академического Большого театра, и тут возникли очень серьезные осложнения…

А пока мы танцевали дуэт из «Ромео и Юлии» за границей – много танцевали, во все свои концерты его вставляли. Однажды на такой концерт в Париже пришел министр культуры Демичев, который тогда находился во Франции в составе правительственной делегации. И ему понравилось! После выступления Демичев подошел к нам со словами: «Какой изумительный дуэт! Как вы прекрасно танцуете! Мне так понравилось!» А мы, воспользовавшись моментом, тут же попросили: «Петр Нилович! Мы бы хотели этот номер и в Москве танцевать, но нам не разрешают!» Поскольку министр уже произнес, что ему понравилось, уже одобрил, то ему ничего не оставалось, как изобразить возмущение:

– Как? Почему? Какая глупость! Конечно, вы должны танцевать такой интересный номер!

– Может быть, когда мы приедем в Москву, как-то это с вами обсудим?

– Да-да, конечно!

Приехали, пришли к нему на прием, поговорили – но в театре ничего не изменилось, танцевать Бежара нам так и не дали, а Демичев пошел на попятную.