Мадам Оракул

– Любишь! – фыркала Марлена. – При чем тут любовь? Дело в другом: кто из них готов к равноправным партнерским отношениям? Кто меньший эксплуататор?

– Ну, – тянула я, – навскидку, пожалуй, Сэм. – Сэм мой друг, а Дон нет, я болела за Сэма. С другой стороны, я по-прежнему не любила Марлену, так зачем же портить жизнь другу? – Но Дон, я уверена, тоже очень хороший.

– Сэм свинья, – объявляла Марлена. Раньше она считала движение за освобождение женщин буржуазным, но теперь полностью переменила взгляды. – Но что-то понять можно только на личном опыте, – говорила она, подразумевая, что я мало страдала; даже здесь проявлялась моя ущербность. Я знала, что не должна оправдываться, но мне все равно очень хотелось пуститься в объяснения.

Когда Марлена уходила к Сэму, ко мне заходил Дон – советоваться.

– Может, тебе переехать в другой город? – предлагала я, поскольку сама поступила бы именно так.

– Сбежать? Ну нет, – отвечал Дон. – Она моя жена. Я хочу ее вернуть.

Позже, вечерами, когда Марлена уходила навестить детей, приходил Сэм. Я наливала ему выпить.

– Эта история сводит меня с ума, – жаловался он. – Я ее люблю, но жить с ней постоянно не хочу. Я ей говорю: можно проводить вместе сколько хочешь времени, но нам же будет лучше, если жить отдельно. И потом, я не понимаю, почему нельзя иметь еще какие-то отношения, если наши с ней все равно главные? Она этого, видишь ли, не принимает. В смысле, я сам не из ревнивых…

Со всеми этими приходами и уходами мне стало казаться, что я живу на вокзале. Артур редко показывался дома: Марлена и Дон ушли из «Возрождения», и Артуру приходилось спасать журнал в одиночку. Марлена была слишком подавлена и не помогала ни по хозяйству, ни в чем другом. Я все чаще грезила о Королевском Дикобразе. Я ему еще не звонила, но уже знала, что рано или поздно поддамся искушению. Я листала газеты в поисках рецензии на «РАСКВОШКИ» и наткнулась на один отзыв в субботнем развлекательном приложении. «Красноречивый и пронзительный комментарий к нашей жизни», – говорилось там.

– Как ты относишься к тому, чтобы сходить на выставку? – спросила я Марлену. Выставка еще не закрылась, и я не видела ничего плохого в том, чтобы туда прогуляться.

– Смотреть на это претенциозное буржуазное дерьмо? – ответила она. – Вот уж спасибо.

– А, так ты ее уже видела, – сказала я.

– Не видела, но читала отзыв. И так все понятно. Между тем на мне висела еще и литературная карьера. Назавтра после телевизионного интервью начались телефонные звонки. Звонили в основном те, кто мне поверил и теперь хотел знать, как войти в контакт с Другой Стороной. Впрочем, были и возмущенные звонки – некоторые люди сочли, что я издевалась над интервьюером, либо спиритизмом, либо тем и другим сразу. Кто-то был уверен, что я умею предсказывать будущее, и просил погадать. Любовное зелье или снадобье от бородавок пока никому не требовалось, но я чувствовала, что и это не за горами.

Затем стали приходить письма, через издательство, главным образом от тех, кто ждал от меня помощи с публикацией. Сначала я отвечала, но потом поняла, что люди не хотят крушения своих иллюзий. Узнав, что у меня нет верных связей в издательском мире, они возмущались моей беспомощностью. Мне было так стыдно, что я стала выбрасывать письма, не отвечая, а позднее даже не открывая. Тогда корреспонденты начали являться ко мне домой, требуя объяснений, почему я не отвечаю на их письма.

Каждую неделю газеты публиковали новые статьи с заголовками вроде «Рейтинг продаж “Мадам Оракул”» или «“Мадам Оракул”: мистификация или плод больного воображения?». Кроме того, из-за первого, рокового, телевизионного интервью, наделавшего столько шуму в газетах – «РУКОЙ ПОЭТЕССЫ ВОДИЛ ДУХ», – мистическая сторона вопроса продолжала будоражить воображение журналистов, которых Стержесс выстраивал ко мне в очередь. И было бесполезно повторять, что я не хотела бы это обсуждать, – уклончивость лишь разжигала их любопытство.

– Говорят, «Мадам Оракул» написана ангелами, как «Книга Мормона», – заявляли они.

– Не совсем, – отвечала я и пыталась поскорее сменить тему, всякий раз от души надеясь, что Артур меня не видит. Иногда их интерес был вполне искренним, но от этого бывало только хуже.

– Так вы полагаете, что жизнь после смерти существует? – спрашивали они.

– Не знаю. Думаю, никто не может знать доподлинно, вы согласны?

После таких встреч я звонила Стержессу в слезах и умоляла избавить меня от этих передач. Тот наспех латал мою расползающуюся уверенность в себе: я великолепна, все просто отлично, продажи растут лучше некуда. А иногда изображал обиду: при подписании контракта мы ведь, кажется, договаривались о вашем обязательном участии в ряде подобных мероприятий? Разве вы не помните?