Мадам Оракул

– У меня нет на это сил, – сказала я.

Он предложил проводить меня домой, и мы пошли по Блур-стрит на запад, к улице, застроенной старыми трехэтажными домами из красного кирпича, с портиками и фронтонами, где мы с Артуром, как всегда временно, жили. Королевский Дикобраз, казалось, начисто забыл о своих гнусных предложениях и был всецело озабочен судьбой выставки.

– Моя последняя получила один-единственный отзыв. Какой-то старый болван назвал ее «жалкой попыткой вызвать отвращение зрителей». Да, буржуазию нынче не проймешь; выстави хоть отрубленные сиротские ступни, кто-нибудь обязательно попросит их подписать.

Оставив позади Музей и стадион «Варсити», мы пошли дальше на запад, вдоль череды старых, захудалых лавчонок, постепенно становившихся модными магазинами. Потом миновали оптовый склад строительных материалов и на Брансуик повернули на север. Через несколько домов Королевский Дикобраз остановился и закричал. Он нашел дохлую собаку, довольно большую, вроде лайки.

– Помогите-ка запихнуть ее в мешок, – попросил он, доставая из-под плаща зеленый пластиковый пакет для мусора, и быстро записал адрес места, где мы находились, в блокнот, который носил специально для этой цели. Затем поднял зад собаки, и я натянула на него мешок. Тот оказался маловат; голова собаки с болтающимся языком торчала наружу.

– Ну, до свидания, – сказала я, – приятно было познакомиться.

– Погодите, – спохватился он, – я же не потащу ее домой один.

– Я ее нести не собираюсь, – решительно заявила я. – Даже кровь еще не просохла.

– Тогда понесите мою трость.

Он с усилием поднял собаку и спрятал ее под плащ. Мы незаметно протащили ее в такси, за которое в результате я же и заплатила, и скоро оказались в логове Королевского Дикобраза – складах в центре города, переделанных под художественные мастерские.

– Но я единственный, кто живет здесь постоянно, – объяснил он. – У меня нет других вариантов. А у остальных есть еще и настоящие дома.

Мы вошли в грузовой лифт и поднялись на третий этаж. Мебели у Королевского Дикобраза было немного, зато имелся огромный холодильник. Он немедленно подтащил к нему собаку, загрузил внутрь и связал конечности, чтобы труп окоченел в том виде, в каком мы его нашли.

Пока он этим занимался, я осматривала помещение, просторное и пустынное. В углу, прямо на полу, лежал голый матрас, сверху валялось несколько грязных ковриков из овчины. Над «кроватью» висел драный балдахин – красного бархата, с кистями. Еще у Королевского Дикобраза были карточный столик и два стула, сплошь заставленные немытыми чашками и тарелками. На стене висела его увеличенная фотография, в костюме; он держал за хвост дохлую мышь. Рядом в тяжелой позолоченной раме красовался парадный портрет Королевы и принца Филиппа при орденах и коронах; такие обычно вешают в школе, в кабинете директора. У другой стены стояла кухонная стойка с неподключенными трубами. На ней – целая коллекция всяких зверей: игрушечные мишки, тигрята, зайчики вперемешку с настоящими, искусно выполненными чучелами на подставках, главным образом птицами: гагарой, совой, голубой сойкой. Были там и бурундуки с белками, недоделанные, с торчащими швами, без глаз-бусинок. Тонкие, вытянутые, они напоминали ливерную колбасу; прямые ноги торчали в стороны.

– Я сначала занимался таксидермией, – сказал Королевский Дикобраз, – но оказался совершеннейшей бездарью. Замораживать куда лучше, да это и от моли хорошо.

Он снял плащ, я повернулась к нему – и увидела, что он снимает и рубашку! С каждой расстегнутой пуговицей собачья кровь оставляла новые пятна; показалась грудь, поросшая рыжеватыми волосами.

Его зеленые глаза зажглись, как у рыси, и он пошел на меня, тихо рыча. Мои колени ослабли от желания; я почувствовала странное покалывание в локтях…

– Мне, пожалуй, пора, – пролепетала я. Он не ответил. – Как вызвать лифт?.. Ради всего святого, – воскликнула я минутой позже, – вымойте хотя бы руки!

– Мне всегда было интересно, каково это – трахать культовую фигуру, – задумчиво проговорил Королевский Дикобраз. Он лежал на матрасе и наблюдал, как я оттираю с живота собачью кровь уголком его рубашки, который обмакнула в унитаз. Раковины здесь не было.

– Ну и, – довольно резко отозвалась я, – каково?

– У тебя роскошная задница, – сказал он. – Но она мало чем отличается от других.

– А ты чего ждал? – буркнула я. Три ягодицы? Девять сисек? Из-за того, что мне хотелось отмыться от крови, я чувствовала себя сволочью; я портила удовольствие Королевскому Дикобразу, пренебрегая одним из его ритуалов, и, как обычно, не оправдывала ожиданий. Кроме того, меня уже начинала мучить совесть из-за Артура.

– Дело не в том, что у нас есть, – изрек он, – а в том, что мы с этим делаем.

Он не сказал, отвечает ли то, что делаю я, его стандартам, и, надо сказать, в тот момент меня это не интересовало. Я хотела одного: поскорее очутиться дома.

24