Мадам Осень

— История Каина и Авеля, — не задумываясь, сказал Добродеев. — Вызванный на допрос, Каин сказал, что понятия не имеет, где брат, и вообще, он ему не сторож. Потом было много всего, но это начало.

— Согласен. А в художественной литературе?

Добродеев задумался.

— «Отелло»? «Макбет»?

— Это трагедии, Леша. Согласен, там есть детективный элемент, но это не детектив в общепринятом значении — сыщик, сыск, тайна.

— Шерлок Холмс?

— Это было потом. Самый первый детектив, к твоему сведению, — рассказ Эдгара По «Убийство на улице Морг», опубликованный в одна тысяча восемьсот сорок первом году. Хотя ряд спецов считает, что первым был роман некоего Чарлза Филикса «Тайна Ноттинг Хилла»; кто-то называет «Дело вдовы Леруж» Эмиля Габорио, а то еще «Лунный камень» Коллинза — все три вышли в шестидесятых. То есть почти двадцать с гаком лет детективная ниша пустовала, а если и были попытки написать детективный роман, то успехом они не увенчались и никто о них уже не помнит. А через двадцать лет вдруг лавина! И с тех пор пошло-поехало, по нарастающей. Любимый жанр, причем как интелей, так и широкой общественности.

— Я считаю, лидирует «Убийство на улице Морг», — сказал Добродеев. — Страшноватый рассказ, помню, читал еще мальчишкой, ночью, под одеялом с фонариком… аж волосы дыбом и спина мокрая! Габорио читал когда-то, «Лунный камень» все читали. Классика. Ну еще… в широком смысле Диккенс.

— Согласен. Представляешь, Леша, в одном ряду По, Коллинз, Честертон, Леня Громов, Сунгур и многие другие.

Добродеев фыркнул:

— Да уж!

— Интересен также образ сыщика, — заметил Монах, которому после пива хотелось болтать. — От мыслителя с серыми клеточками до агрессора, который доходит до истины, набивая шишки, и общее у всех — охотничий инстинкт и страсть совать нос в разные дырки. Причем есть стандартный набор красок и кисточек для создания образа. Сыщик-мыслитель-джентльмен в очках, в смокинге, с ученой степенью какого-нибудь Йеля или Гарварда, с одной стороны, и брутальный самец в потертых джинсах и старой футболке, выскакивающий из засады и бьющий морду плохому парню, — с другой. Между этими двумя всякие гениальные чудаки в разных носках с мозгами наперекосяк, гламурные шпионы вроде агента номер 007 и клоуны типа инспектора Клюзо. А то есть еще детективы-дамы… ну, это особая статья, сейчас не об этом. Возвращаясь к нашим баранам, Леша, определяем место в табели о рангах для героя нашего писателя. Одинокий Волк — простой хороший парень в потертых джинсах, защитник слабых, бьющий морду и получающий в морду. Кстати, я начал читать его роман «Всевидящее око», про букиниста-шантажиста, безобидного старичка-паучка. Неплохо, правда, немного занудно и для мужской прозы, я бы сказал, пресновато. Анжелика считает, что у Сунгура мужская проза.

— Лично мне нравится. Ему бы только добавить красок в героинь, — заметил Добродеев.

— У тебя, Леша, одни амуры на уме, — попенял Монах. — Писатель пишет своих героев с окружающих, сам знаешь. Если покопаться в героях, найдешь и его самого, и его друзей, а все главные героини — это Лара, которую он считает жертвой, тем самым признавая, что она неинтересная, некрасивая и невезучая. Или, наоборот, его супруга… в смысле, стерва.

— Не замечал, — сказал Добродеев. — Знаю их давно, Лару тоже… Алена, конечно, другая, но я хочу сказать, что…

— И я о том же! — перебил Монах. — Не замечал, потому что она незаметная. А ее бойфренд… не хочу каркать, но парня, скорее всего, интересует знакомство с писателем. Есть персонажи, которым нравится тереться около известных людей… ну, там, прихвастнуть знакомством, взять автограф, выпить на брудершафт, потусоваться у них дома.

— Она славная и милая девушка, и я не понимаю, почему у нее не может быть такого друга…

— Конечно, милая, не спорю. Но… — Монах махнул рукой. — Ладно, Леша, проехали. Мой принцип — о женщинах как о покойниках: или хорошо, или ничего. Кстати, ты про собак еще не написал?

— Пока нет. Швед звонит, спрашивает…

— Не тяни, ты личность в городе известная, ты набат. Ты никогда не задумывался о том, какой мощный воспитательный момент присутствует в твоих статьях?

— Как-то ты, Христофорыч, сгущаешь, — словно бы засмущался Добродеев.