Мадам танцует босая

— Ленни, душка, а ведь быть фотомоделью я сегодня не в силах. Мы, знаешь ли, вчера с Родионом Глебычем репетировали весь вечер, да и сегодня утром тоже. Уволь, солнце. Давай прямо во время выступлений все и сфотографируем.

— Но, Жоринька, в договоре указано, что вы станете подписывать ваши фотопортреты после концерта. Зрительницы, аншлаги, цветы — как же без портретов? Обворожительные снимки сейчас могут получиться. Ваш антрепренер…

— К черту антрепренера, милая Ленни. Обсудим лучше нашу новую пьеску. Эйсбар, вы тоже послушайте: есть идея любопытного инженерного детективчика. Крайне коммерческая штучка может получиться. Пока мы мыслим ее для театрального ангажемента, но, может быть, впоследствии можно будет перенести и на кинопленку. Родион Глебыч, не вру, душа моя!

Давыдов кивал головой. Он обходил гостей, повязывая им белые салфетки:

— Маскерад к супу, к супу, господа!

— Секунду до супа, Родион Глебыч, прошу! Позвольте сценку показать из «Отчаявшегося зуботехника»? — Давыдов предостерегающе погрозил Жоржу пальцем, а потом махнул рукой, глаза его намаслились и лукаво заблестели. Жоринька сорвался с кресла, подхватил в охапку Ленни, вяло протестующую, и широким шагом двинулся в дом, плед развевался на нем, как плащ воина. — Вперед, за мной, мой верный эльф!

Ведомая безумноватым на вид Жоринькой компания прошла через веранду, уставленную обломками старинных декораций, обросла по пути юной актерствующей братией, явно жаждущей приключений. Через гостиную, плюшевый уют которой не чистили с прошлого века, проплыли в небольшую комнатку, где красовалось громадное раскладное кресло с обивкой из белой кожи и подставками с двух сторон, к которым крепились мельхиоровые столики, а на них в специальные отверстия вставлено было множество острых металлических палочек и иголок самых неожиданных конфигураций. Кресло производило впечатление сценического механизма, одновременно комического и устрашающего. Ленни с трудом выбралась из гостеприимных рук Жориньки и инстинктивно придвинулась к Гессу с Эйсбаром — к своим. Молодежь заулюлюкала, засвистела и выплыла обратно в гостиную. Сквозь улюлюкающих в комнату протиснулся Давыдов:

— Ну вот, пугает гостей, а ничего тут страшного нет, господа! Это просто зубоврачебное кресло будущего. Новейшая мысль швейцарских инженеров. У меня же брат закончил там инженерную школу и прислал мне этот пыточный станок, вы знаете, для чего? Взгляните правее — тут еще шкаф с макетами коробок известнейших швейцарских шоколадов. Что сие значит вместе? А то, что кресло это прислано для моего устрашения — как вам это нравится?! Таким образом братушка решил отучать меня от сладкого и бороться с ожирением, которое, да-с, заставило батюшку нашего раньше срока покинуть сей мир прелестный. Причем зубы его покинули еще лет на десять раньше, чем он — этот мир. Брат якшается в Швейцарии со знаменитыми психиатрами, и те, значит, посоветовали ему провести в мой адрес такую психологическую атаку. Каково! А Жорж просмотрел тут пару книжонок и породил идею….

— К делу! К делу! — перебил Давыдова Жоринька. — Серж, забирайтесь в кресло! Вы же у нас храбрец? Так… — он уже пристегивал Эйсбара неведомо откуда выскочившими шелковыми ремешками. — Откройте пасть. А вы, Родион Глебыч, смешивайте порошочки, пора уже. — И правда, Давыдов натянул белый колпак и взялся за флаконы и стекляшки, которыми был уставлен небольшой зеркальный столик, стоявший неподалеку. — Все мы читали рассказ Антона Павловича Чехова «Хирургия». А вот представьте себе поворот сюжета: врачеватель с помощью всех этих штук превращает своих пациентов в мертвецов, но вводит им такие хитрые порошочки, что они оживают, и он начинает ими управлять по своим прихотям? Ну, какова пьеска? — Жоринька наклонился над Эйсбаром, и тот понял, что имела в виду Ленни: лицо у Александриди было мертвенно-белого цвета, точно из мрамора высеченное. Казалось, что глазницы должны быть пустыми и белыми — как у мраморных юношей. Однако зрачки Жориньки были расширены настолько, что напоминали глаза кошки. «Кокаин! — пронеслось в голове у Эйсбара. — Вот что за порошочки толчет там Родион Глебович». В этот момент что-то зажужжало у него прямо перед глазами. Жоринька держал в руке сверло, которое почему-то вращалось само по себе.

— Но-но, — хотел отодвинуть его руку Эйсбар, но понял, что не может пошевелиться. — Но-но, Жорж, мы пока не на сцене.

Жоринька смотрел Эйсбару прямо в глаза неприятно пустым взглядом.

— Неплохо развит сюжет рассказа Антона Павловича, не правда ли, Эйсбар? — медленно, почти по слогам произнес Жорж.

— Моторчик, моторчик, электрический моторчик, смотрите, Ленни, — веселился Давыдов, одновременно спокойно вынимая из руки Жориньки сверло. Нажав на какой-то рычажок, он выключил его. Ленни, вспотевшая от этой неожиданной сцены, развязывала узлы ремешков, которыми был привязан Эйсбар. Давыдов увлек Жориньку в гостиную. Послышался грохот. Кто-то из них явно упал мимо кушетки.

— Кокаин, — шепнул Гесс, который уже попробовал на зубок порошок.