Мама и Вика берут кошелки, горсть разных монет и выходят из дому. «Синдбад-мореход» на соседней улице, а там можно спросить о ближайших магазинах.
Солнце уже накалило асфальт, лежит на нем зайчиками от стекол. Дома выглядывают из темной зелени в глубине дворов.
Глухих заборов здесь нет - решетки или живые изгороди из бугенвиллии или кактуса опунция. Дворы - на вкус хозяев: в одном бьет пенистой водой фонтанчик, в другом выложен из камня грот.
Пролетают мимо машины всех марок, какие есть на свете. Ослики, мулы, лошади тянут повозки. Проезжают велосипеды с маленькими кузовами, полными товаром. Крестьяне-феллахи несут на голове корзины с овощами, бегут слуги из прачечных, держа на отлете на плечиках выглаженные костюмы. Идут продавцы воды со стеклянными шарами на груди. Звенят стаканы о серебряные носики шаров, стучат копыта, шелестят шины, звучит гортанная арабская речь.
Проплывают двухэтажные автобусы и автобусы-гармошки (в Москве их прозвали «Иван-да-Марья». В Каире «Иван-да-Марья» не простой: передний салон подороже - для мадам и мистеров, задний поплоше и подешевле - для слуг и феллахов, а посредине - стеклянная перегородка).
Интересно идти по Каиру. Смотри направо и налево, да не засматривайся, а то попадешь под машину - здесь ни правил, ни светофоров. Угодил под колеса - пеняй на себя, шофер только притормозит, бросит тебе несколько фунтов на лечение и умчится дальше.
Арабчата-школьники играют на площади в футбол, совсем как в Москве. Ранцы - вместо ворот. Закусили зубами иолы халатов и гоняют мяч среди прохожих.
Рядом строители в мокрых от нота халатах таскают на голове тазы с дымящимся асфальтом.
Их объезжает странная процессия. Шестерка лошадей катит двуколку на тонких колесах. Колеса выше человеческого роста, а на повозке - маленький дворец с башенками. Оркестрик играет что-то веселое. Вся процессия в белом: музыканты в белых галабиях, маленький белый дворец увит каллами, спицы колес в белых лентах. Даже лошади в белых халатах, только уши торчат.
Если бы не печальные лица людей, ни за что не догадаешься, что это похороны.
Перед повозкой идут плакальщицы в белых рубашках до пят. Они плачут настоящими слезами и рвут распущенные волосы. Плакать над чужим гарем - это их работа, за слезы и вырванные волосы они получат несколько фунтов.
А когда умерла бабушка Алена в Марфине - сестра бабушки Софьи, все-все было по-другому. Играла самая печальная музыка, какую только можно представить, вся деревня надела черные одежды, и зеркала занавесили черным, и не было плакальшиц - все плакали сами, и Вика плакала до самой ночи, пока не заснула.
А в Египте цвет печали - белый. Белый цвет - снег, смерть. А черный - земля, жизнь. Поэтому египтянки ходят в черных рубахах - малайе.
Все наоборот в стране Египте.
Не успела Вика загрустить, как уже улыбается: в маленькой мечети свадьба. На свадьбе все, как и должно быть, - невеста в фате и белом платье с кружевами, пышном, как торт безе, и жених в черном фраке вышагивает, как грач по борозде.
Люди выстроились коридором от дверей мечети до свадебной машины и бросают цветы под ноги жениху и невесте.
Невеста смеется, прикрывая смуглое лицо фатой. Какой удивительно красивый народ - египтяне! Тонкие лица, вьющиеся черные волосы, кожа с золотым отливом, а улыбка такая, что освещает все лицо…
И Вика обязательно выйдет замуж, как только вырастет. И у нее будет платье-безе с фатой. А в доме, наконец, появится ровесник, можно будет играть с ним с утра до вечера, и никому не надо спешить домой. Братья Сашка и Сережка уже совсем взрослые, скоро приведут своих невест и забудут о Вике.
Как они там, в Москве? Наверное, варят порошковый суп, грязную посуду складывают в ванну. Когда Вика с мамой прилетели в отпуск, ванна была уже до краев полна тарелками, чашками и кастрюлями, а Сашка поливал их из душа - мыл, значит…
Вот знакомый магазинчик «Синдбад-мореход». Вместо двери с притолоки свисают цепочки. В витрине - большой шоколадный парусник. Плывет, задрав нос, по кремовым завиткам пирожного моря.
Через два года, когда кончится срок папиной работы в Египте, они купят такой парусник и повезут его домой. Так папа решил в первый год жизни здесь.
Хозяин сладкого магазина, полный араб в европейском костюме, с золотой цепочкой на животе, выходит из-за прилавка, с достоинством кланяется гостям:
- Сайда, мадам, сайда, мадемуазель Вика.
Поклоном хозяин встречает только постоянных покупателей - показывает, что узнал их. Но только для Вики он выходит из-за прилавка - это особая честь.
Когда в Каир приезжала советская делегация, Вика показала хозяину «Синдбада», как написать по-русски: «Мир» и «Дружба». Слуги перерисовали русские буквы на большие плакаты и вывесили их под неоновой рекламой.
Тогда хозяева соседних магазинчиков - и обувного, и оружейного, и фруктового - разослали слуг искать русскую мадемуазель. И вскоре пол-Замалека пестрело плакатами. Так что теперь Вика везде почетный гость.