Мадьярская венера

— Ты уклоняешься от ответа на мой вопрос. Без сомнения, я слишком тороплю события. Что же касается этого, то полиция считает, что это была попытка взлома. А я думаю, что какой-то пьяный водитель просто не заметил, что съехал с дороги и что перед ним там была стеклянная стена. Такое можно было бы сделать и при помощи молотка, но там были следы колес. Хотя я не имею ничего против истории со взломом. Можно использовать это как рекламу для музея. Да и идея, что кто-то попытался присвоить себе венеру в ту же ночь, когда ее представили публике, только прибавит таинственности.

— Так, где ты нашел ее? — напомнила я. — Признаю, что у меня не было пока возможности даже начать читать твою книгу про Пайпера, но я возьмусь за нее в ближайшее время. С нетерпением жду этого момента.

— Очень любезно с твоей стороны. Но что касается венеры, то сначала я нашел дневники. Я уже говорил, что у меня был антикварный магазин. В Будапеште. Я несколько приукрасил свое пребывание в Будапеште. Мои родители умерли друг за другом, и полгода не прошло. Я же в то время переживал, так сказать, небольшой кризис. Правильнее сказать, я был раздавлен. Взял отпуск в музее Брэмли и отправился в Венгрию для… чего? Вернуться к корням? Искупить грехи? Я не знаю. Но это был 1990 год, очень интересные времена в Будапеште. Возвращались многие венгерские эмигранты. Люди полагали, что в Венгрии образовались необычные и привлекательные возможности для бизнеса, и так оно и было. После того как прогнали коммунистов, людям позволили выкупить свои предприятия и бизнес, конфискованные режимом. Я встретил человека по имени Быйло Силади, чья семья когда-то владела антикварным бизнесом. Я достал для него нужную сумму для выкупа. Я вел все дела вместо него. По крайней мере, так мы условились, потому что он должен был быть единственным владельцем. Я лишь выплачивал ему небольшую часть доходов. Какое-то время у нас обоих дела шли неплохо. Можно было найти потрясающие вещи. В те страшные годы многие предметы искусства и живописи были конфискованы. Все было перераспределено между людьми, которых режим считал достойными. С уходом коммунистов и восстановлением капитализма многие быстро ощутили острую нужду в деньгах, и продажа предметов искусства была единственным способом раздобыть наличные. В начале прошлого столетия Будапешт был очень космополитичным, под стать Вене, а в чем-то превосходил даже Лондон. Люди были хорошо образованны, с высокой культурой. Так что, мой магазин не испытывал недостатка в предметах искусства. Но лучше было не расспрашивать, откуда все бралось. Люди просто несли предметы искусства в магазин. Кроме антикварных магазинов, контролируемых правительством, были и частные магазинчики. Мой был на Фолк Микша, Ты вообще знаешь Будапешт?

— Нет. Никогда там не была.

— Фолк Микша — довольно небольшая улочка, если смотреть с Моста Маргит на район Пешта. Ты знаешь, что район Пешт находится на одной стороне Дуная, а Буда — на другой? Знаешь? Улица идет вдоль зданий Парламента. Вдоль нее расположены антикварные магазины. Так что это было хорошее место. И именно там до конфискации когда-то находился магазин семьи Силади. Моя жена ненавидела Будапешт. Она не говорила по-венгерски. Это стало началом распада нашего брака. Подозреваю, она встречалась с венгром. Женщины находят венгров очень привлекательными.

— Ты и есть венгр, — сказала я.

Он улыбнулся.

— Ты права. В подобном аспекте я себя не рассматривал. Мне очень нравилось в Будапеште. Кафе, опера, театр. Хотя странно было бы с моей стороны думать, что, сидя в одиночестве в нашей милой квартире на проспекте Андраши, моя жена будет прекрасно проводить время.

— Но и что же дневники?

— Да, конечно. Дневники. Однажды в мой магазин зашла пожилая венгерка с коробкой, в которой, по ее словам, находились вещи, когда-то принадлежавшие ее отцу. Я заглянул в коробку. Там были письма и, как оказалось, страницы дневника, а также несколько набросков, которые, очевидно, были его частью. Написано было по-английски. Мне стало жаль женщину, и я купил все, что было в коробке, хотя, как я думал, там не было ничего интересного. Вскоре после этого моя жена потребовала, чтобы мы вернулись в Англию, и настояла на своем. Я отказался от своей внештатной работы, которая, как я уже говорил, заключалась в курировании передвижной выставки, продал свою долю в магазине, и мы отправились обратно в Англию. Коробку я забрал с собой. Понятия не имею почему. Судьба, полагаю. Мне показалось, что незачем оставлять ее в магазине, поскольку среди тех вещей не было ничего ценного.