Мадьярская венера

Тогда я была безумно влюблена в Кароля, в этом сомневаться не приходилось. Он все еще очень мне нравился, но трудно было поверить, что он ни разу не солгал, а дивы занимались этим постоянно. Хоть я и сказала им, что ничего такого не услышала в его рассказе, дело было не в этом. Накануне вечером он был сама искренность, и не было сомнений в том, что он прекрасно помнил все то, что мы пережили в колледже, но, по-моему, это имело меньшее значение, если бы я отбросила свои эмоции, хоть это и сложно.

И снова встает вопрос: что же мне делать? Я бы просто отказалась от всего, если бы не тревожащие пробелы в моих воспоминаниях о том, что же произошло в тот вечер, когда я была в полубессознательном состоянии из-за выпитого. Мне не нужен был новый роман, не нужно было и восстановление прежних отношений. И я прекрасно обходилась без див все эти годы. Людей, которые были мне дороги, я встретила после окончания колледжа, когда нашла любимую работу. Мне нужно было узнать, что же случилось в тот вечер, когда венеру представили широкой публике. Я не могла спокойно жить, пока существовала хотя бы малейшая вероятность, что я была как-то причастна к взлому в Коттингеме или, что намного хуже, виновата в смерти Анны. Как бы ни хотелось, я просто не могла забыть об этом. Перед глазами так и стоит картина: лоскут синей ткани, застрявший между прутьями ограждения на мосту Глен роуд. Да и вмятина на собственной машине — воспоминание, которое ни в одной мастерской не смогут стереть, да и о полоске серебряной краски на камне около моста. А еще слова Альфреда Набба, которые эхом раздаются у меня в голове.

В отчаянии, чтобы хоть как-то отвлечься от всех этих волнений, реальных или надуманных, я взяла «Путешественника и пещеру», быстро пробежала глазами посвящение Лиллиан Ларрингтон, а затем принялась читать предисловие, написанное Каролем Молнаром.