Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

Время от времени в центре Будапешта все еще можно было встретить старого графа с хорошо навощенными усами, торчащими над верхней губой, как театральный занавес. Вельможа, как правило, удерживал густой бровью монокль, брезгливо обозревая убогую обстановку вокруг себя, как одноглазая сова. Но Будапешт, город, ранее исполненный величавости, как степенная дама в летах, теперь находился в руинах. И Марица убедила себя в том, что она уезжает именно по этой причине и ни по какой другой.

Если она и должна была почувствовать сожаление или, возможно, даже проблеск раскаяния, то этого не произошло. Ритм поезда, равномерный стук колес по стыкам рельс подтверждали ей, что Будапешт с каждой минутой все больше отдаляется от нее, а вместе с ним безвозвратно уходят в прошлое и все ее неприятности и рискованные приключения, которые непрерывной чередой сопровождали ее в столице. Как только она вошла в поезд, она постаралась больше не вспоминать этот этап своей жизни.

Она устроилась поудобней на своей скамье и улыбнулась про себя: она осознала, что у нее в голове прокручивается масса открывающихся перед ней возможностей. Она была заряжена новой энергией, ощущала прилив новых сил. Марица осознавала, что находилась на пороге нового, замечательного этапа своей жизни, и никто не мог бы убедить ее в обратном. Спустя почти двадцать лет Марица возвращалась домой.

Однако глубоко внутри нее, словно маленькое темное семечко, хранилась память о той катастрофе, которая заставила ее в свое время бежать из Надьрева. И к Марице лишь сейчас на фоне охватившего ее ликования приходило смутное понимание этого. И она пока еще не могла в полной мере осознать, что же лежало в основе всех ее прежних поступков.

* * *

Ее ребенок заливался плачем. Его было слышно по всему дому, даже в спальне, где она провела все утро, хотя она постаралась прикрыть дверь поплотнее. Шандор-младший, оставленный один в гостиной, никак не желал успокаиваться.

Ее постель вся была пропитана потом. Ее ноги переплелись с его ногами. Он навалился на нее всем своим телом. Она чувствовала жар его дыхания у своего уха, на своей шее. В последние дни она встречалась с ним каждое утро. Они проскальзывали вместе в ее спальню после восхода солнца, после того, как Шандор-старший уезжал работать в поле.

На заднем дворе пропели петухи. Она не услышала ни приглушенного стука копыт, когда телега медленно подъехала к воротам ее дома, ни тихого скрипа входной двери, когда та мягко открылась, ни упругих шагов в гостиной. Она вообще не поняла, что появился ее муж, пока не услышала, как он вскрикнул. Затем раздался тяжелый грохот и глухой удар, от которого сотряслась дверь, которую он изо всех сил пнул.

Вагон тряхнуло, когда поезд на своем пути пересек стрелку. Марица чуть не свалилась от сильного толчка. Подол ее платья и нижние юбки зашуршали, словно возмущенные этим непорядком. Чемоданы на полке над ней с грохотом попадали на бок. Но Марица знала, что ждать теперь осталось совсем немного.

Она была уверена в том, что Шандор-старший в то утро работал в поле. Почему он решил тайком вернуться обратно домой? Не было ли все это специально подстроено?

Марица энергично взялась за перекраивание всей этой запутанной истории, чтобы представить события перед окружающими (а также в своих собственных глазах) в благоприятном для себя свете. Она отбросила те детали, которые вряд ли могли ее украсить, и оставила лишь те подробности, которые оправдывали ее. В результате в ее распоряжении оказалось бессистемное нагромождение разрозненных фактов, зачастую достаточно далеких от истины. Состряпанная ею самой история походила на бессмысленную, хотя и красочную картинку калейдоскопа, зато конечная цель была достигнута – ее вина оказалась надежно погребена под грубым вымыслом.