Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц

Однако даже в погожие дни он не был склонен отвлекаться от своего маршрута и сбавлять темп, чтобы погрузиться в непринужденную атмосферу, которая обычно царила в деревне теплыми вечерами. Весной жители Надьрева часто оставляли свои ворота открытыми, и граф, если бы только захотел, мог бы, слегка задержавшись, заглянуть во дворы и увидеть, как пожилая женщина заплетает косички молодой девушке, или же как старик отдыхает на ступеньке крыльца, положив голову на колени своей жены. Но граф не желал задерживаться на пути к работе. Он действовал как машина, а не как живой человек, которому свойственны некоторые слабости. Он видел себя функциональным винтиком в крупном и крайне важном механизме.

Внутри деревенской ратуши было тихо. Иногда, правда, до графа доносились странные скрипы и стоны, которые нервировали его. Графу начинало казаться, что старое здание живет своей жизнью.

Сейчас граф остался в ратуше один, поскольку деревенский глашатай вышел зачитать сводки новостей и должен был вернуться не раньше чем через час.

Помещения в ратуше внутри всегда были чистыми, их подметали два раза в день и раз в неделю мыли полы, поэтому клочок бумаги, валявшийся в основной зале, сразу же бросился графу в глаза и привлек его внимание. Он выглядел словно белая лодка в сером море.

Граф наклонился и поднял бумажный лист. Это была записка, сложенная вчетверо. Бумага смялась, и, когда он развернул ее, издала в тишине залы хрустящий звук.

Почерк был достаточно разборчивым. Граф, однако, не мог определить, была это женская рука или мужская. Насколько образован был автор? Как показалось графу, где-то на уровне третьего класса. Граф поискал подпись и, не обнаружив ее, почувствовал, что в нем закипает гнев.

Он уселся за свой письменный стол, положил записку перед собой, осторожно разгладил ее ладонью, затем приподнял за верхний угол и поднес к свету, как детектив, высматривавший отпечатки пальцев. После этого граф перечитал анонимку, на этот раз более внимательно, и задумался.

Почему ее подбросили сейчас?

Это была первая анонимка по столь серьезному вопросу, появившаяся с момента его избрания на должность секретаря сельсовета. Эбнер получал их целыми охапками.

Граф достал старую папку Эбнера и, держа в руке новую анонимку, принялся пересматривать старые. Он пытался найти совпадение по почерку или по стилю письма. И чем больше он занимался своими поисками, тем сильнее его охватывал гнев: ведь он предупредил председателя окружного суда об анонимках, когда впервые нашел их, однако никто до сих пор не потрудился провести расследование по этому вопросу. А теперь появилась новая анонимка.

Граф Мольнар достал чистый лист бумаги из аккуратной стопки, которую держал в верхнем ящике стола, осторожно закрутил его в валик пишущей машинки и принялся печатать:

Кому: Председателю окружного Королевского суда Хенрику Александеру

Поскольку мои предыдущие письма Вам, касающиеся заявлений о подозрительных смертях многолетней давности, остались без ответа, возможно, Вас заинтересует это последнее анонимное письмо, поступившее буквально сегодня…

Первомайский праздник

Май 1929 года

Тетушка Жужи постукивала ботинком в такт музыке. Ее толстые бедра слегка покачивались. Чуть-чуть наклонившись, она, выражая свой восторг, щелкнула пальцами и описала рукой небольшую дугу.

Музыка и теплое солнце действовали на нее как бальзам после изматывающей поездки в поместье Юренак. Небольшой танец, который она исполнила, неторопливо поворачиваясь и прищелкивая пальцами, помог ей расслабиться и немного взбодриться.

Тетушке Жужи всегда нравилась хорошая музыка. Она покупала у уличных торговцев за сущие пустяки сборники песен и приносила их домой, чтобы ее внуки выучивали их. Иногда она встречала в этих сборниках песни, которые она пела еще ребенком. В детстве ее всегда привлекали звуки скрипки, она немедленно бросалась туда, откуда они доносились, и начинала подпевать уличному музыканту вместе с другими детьми. Когда она была совсем молодой, то старалась петь громче остальных, когда стала постарше – лучше их. У ее отца тоже была скрипка, и ее звук отличался от всех других скрипок. Тетушка Жужи сразу же узнавала отцовский инструмент, где бы ее отец ни играл на нем.

Ребенком она приезжала на первомайские праздники на скрипучей телеге вместе с другими смуглыми цыганскими детьми, усаженными в несколько рядов. Ее дядя или отец держали вожжи и пели всю дорогу, и туда, и обратно. Их скрипки в потертых футлярах лежали у их ног, а дети потихоньку подпевали им.