Мадонна будущего. Повести

Вследствие жертв, которые Малвиллы приносили Фрэнку Солтраму, им пришлось отказаться от собственного выезда. Аделаида полегоньку катила в Лондон в запряженном одной лошадью зеленоватом ландо — произведении ранневикторианской эпохи, нанятом, по всей видимости, неподалеку, у разорившегося извозопромышленника, супруга которого страдала чахоткой. На экипаж Аделаиды все оборачивались, особенно если рядом с ней восседал ее подопечный, в мягкой белой шляпе, с наброшенной на плечи шалью, собственностью Аделаиды. Именно так, полагаю, мистер Солтрам и выглядел, когда однажды, июльским полднем, Аделаида нанесла мисс Энвой ответный визит. Колесо фортуны совершило новый оборот: череда затяжных, исчерпывающе красноречивых пауз, глухие терзания совести и встречная готовность к всепрощению, равно не выразимые никакими словами, привели к закономерному итогу — мистер Солтрам был вновь восстановлен в прежних правах. Распиравшее ли Аделаиду чувство гордости или, быть может, глубокое раскаяние подстрекнули ее сделать Солтрама своим неизменным сопровождающим лицом? Он, допустим, испытывал жгучий стыд за выказанную им черную неблагодарность, но и ей самой было впору стыдиться той легкости, с какой она сняла с грешника вину; так или иначе, Аделаида упорствовала в стремлении любовно выставить своего спутника напоказ, и он продолжал недвижно сидеть в ландо, пока она обходила лавки или навещала знакомых. Таким же манером, будто прикованный к позорному столбу, Солтрам провел целых двадцать минут и у дверей особняка леди Коксон на Риджентс-парк. Но было ли дальнейшим унижением для обоих визитеров самолично переданное ему появившейся вновь Аделаидой приглашение войти внутрь дома? И уж конечно, она и думать не думала о том, чтобы продемонстрировать, какую отчаянную совершила глупость, предоставив Фрэнку Солтраму возможность знакомства с молодой и неглупой, даже очень неглупой американкой…

В свое время я услышал рассказ об этом знакомстве из уст самой Аделаиды, но еще раньше, до того, в самом конце сезона, при содействии Грейвнера повстречал мисс Энвой в палате общин. Член парламента от Клокборо пригласил сюда на чашку чая целую стайку миловидных дам, однако Малвиллы званы не были. Едва мы с мисс Энвой вышли прогуляться на террасу, как почетная гостья торопливо воскликнула:

— А я его видела! Представляете?! Меня с ним познакомили!

Так мне стало известно о явлении Солтрама ее взору.

— И каков же он, как вы находите?

— Ой, он такой странный!

— Он вам не угодил?

— Не знаю. Надо бы поглядеть еще раз.

— Вам этого хочется?

Моя собеседница призадумалась, а потом выпалила:

— Да! Очень хочется.

Мы остановились: думаю, мисс Энвой заметила, что Грейвнер смотрит прямо на нас. Мы двинулись в обратном направлении к сбившейся в кружок компании, и я сказал:

— Изо всех сил постарайтесь его невзлюбить, а то я вижу, эта встреча задела вас за живое.

— Задела за живое? — переспросила мисс Энвой.

Мне показалось, она слегка покраснела.

— Ничего страшного! — засмеялся я. — От этого еще никто не умирал.

— Во всяком случае, надеюсь дожить до новой встречи с миссис Малвилл, — парировала мисс Энвой.

Я охотно присоединился к ее восхищенным отзывам об Аделаиде — отнюдь не красавице, которую она назвала самой неотразимой женщиной в Англии. Прежде чем мы расстались, я заметил, что долг человеколюбия побуждает меня ее предостеречь: ее связям с Аделаидой Малвилл наверняка предстоит упрочиваться; она будет посещать их дом и видеться там с Фрэнком Солтрамом — и вот тут-то, возможно, расплющит себе нос о непроницаемо-прозрачное стекло, созерцая неразрешимый от века вопрос — вопрос об относительности нравственного облика. По мнению мисс Энвой, в данной области не остается ничего другого, как только принимать все за данность, и мне пришлось признать, что я, наверное, не совсем точно выразил свою мысль. Говоря об относительности нравственного облика, я подразумевал вечер, проведенный нами вместе в бесплодном ожидании на Верхней Бейкер-стрит, и желал указать на то, что многим природным дарам вовсе не обязательно сопутствует добродетель. Мисс Энвой поинтересовалась, уж не считаю ли я, будто добродетель вручают нам в подарок, как перевязанный ленточкой сверток ко дню рождения? Я заявил, что, судя по ее высказыванию, она уже увязла одним коготком в этой проблеме, но без помощи не останется — помощи вроде той, какой одарили меня однажды, несмотря на распаленный во мне дух противоречия.

— О какой помощи идет речь?

— О помощи, оказанной мне представителем от Клокборо.

Мисс Энвой воззрилась на меня в изумлении, потом со смехом воскликнула:

— А я-то думала — я ему помогаю!