Мадонна будущего. Повести

— О чем он рассуждал? A propos состоявшейся помолвки мисс Энвой с мистером Грейвнером, о которой я ему сообщила. О сущности брака, о сокровенном философском смысле супружества, о значении семейных уз — о том, какой поэзией овеян домашний очаг…

Почти немыслимо было подавить приступ нахлынувшего на меня безудержного веселья: несмотря на все усилия, я поперхнулся и зашелся в притворном кашле, однако Ацелаида держалась настороже.

— Тема, конечно, избитая, но ты ведь знаешь о свежести его подхода.

— О свежести конкретных иллюстраций? Еще бы!

— Относительно этого важнейшего вопроса мистер Солтрам оказался прав стопроцентно.

— А относительно какого вопроса он, дорогая моя, оказывался не прав?

— О каких еще великих умах можно утверждать подобное? Я хочу сказать, что мистер Солтрам никогда, не единожды в жизни не уклонялся от истины! — возбужденно заявила Аделаида.

Я напряг память в попытке провести аналогию с какими-либо другими великими умами, но — увы — тщетно. Оставалось только спросить:

— Помимо дивного подношения, выразила ли мисс Энвой свои чувства более непосредственным образом?

— О да! Она излила мне переполнявший ее восторг, пока мы спускались по лестнице, а мистер Солтрам садился в карету.

При этих словах мне живо представилась широкая, укутанная шалью спина Солтрама, втискивающегося в зеленое ландо.

— Мисс Энвой подчеркнула, что мистер Солтрам не обманул ее ожиданий, — продолжала Аделаида.

Я призадумался.

— А шаль на нем была?

— Шаль? Какая шаль? — не поняла Аделаида.

— Твоя шаль, не его же…

— Выглядел он чудесно — ты ведь знаешь, какой он всегда опрятный, чистый. Мисс Энвой, помнится, замечательно о нем выразилась… Она сказала, что ум мистера Солтрама подобен кристаллу.

Я навострил уши.

— Кристаллу?

— Ну да, кристаллу — подвешенному на высотах мысли: он насквозь прозрачен и, медленно вращаясь, излучает сияние. Мисс Энвой потрясающе умна, не правда ли?

Я задумчиво протянул:

— Умна, умна — просто дьявольски умна!

VIII

Джордж Грейвнер не последовал за мисс Энвой. В конце сентября, вскоре после созыва парламента, я повстречался с ним в железнодорожном вагоне. Джордж возвращался из Шотландии, я же — из Дарема, неподалеку от которого жили мои родственники. Поток возвращающихся в Лондон еще не набрал силу — во всяком случае, когда я вошел в купе, Грейвнер сидел там один. Я составил ему компанию, и, хотя на коленях он держал Синюю книгу [33], а разверстая пасть портфеля скалилась на меня белоснежными бланками, в пути между нами волей-неволей завязалась беседа, в кои-то веки даже дружелюбная. Я сообразил, что дела у Джорджа не слишком блестящи, но воздерживался от расспросов, пока случайно оброненное им замечание не придало разговору такой оборот, когда отсутствие любопытства расценивается как проявление невежливости. Он дал понять, что немало обеспокоен состоянием здоровья своего доброго старого друга — леди Коксон, прикованной к постели в Клокборо; о ней он должен постоянно помнить и хлопотать, пока ее племянница задерживается в Америке.

— А, так мисс Энвой в Америке?

— Дела у ее папаши пошли кувырком. Он потерял уйму денег.

Выразив приличествующее случаю сочувствие, я не сразу, но все же решился задать вопрос:

— Надеюсь, это не воспрепятствует вашему союзу?

— Ничуть: ведь это моя профессия — одолевать препятствия. Но боюсь, придется запастись терпением: причин для задержки и без того хоть отбавляй. Леди Коксон была совсем плоха, но оправилась — и тут на тебе: подкачал мистер Энвой — его уложили на обе лопатки. Теперь, похоже, ему уже не подняться: в переплет он угодил серьезный. Леди Коксон до крайности огорчена, и болезнь ее разыгралась вовсю. Просила передать мне, что не может обойтись без Руфи. Чем я могу помочь? Мне ведь тоже приходится как-то без нее обходиться.

— Но вы же не навек расстались? — Я растянул губы в улыбке.

— С ее отцом несчастье, и она дороже ему всего на свете. Руфь пишет мне с каждой почтой, умоляя поправлять подушки ее тетушке. Как будто у меня нет других дел, которые необходимо поправить… Больная, конечно, совсем одна, не считая слуг. Родню Коксона она на порог не пускает. Вне себя от ярости, что им в наследство перепадет столько деньжищ. Вдобавок старуха явно спятила, — чистосердечно заключил Грейвнер.

Не помню, именно это обстоятельство или же что-то иное побудило меня спросить, не расположена ли престарелая леди прибегнуть к деятельным услугам миссис Солтрам.