Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере (СИ)

— Да, она собиралась доделать какие-то срочные дела, — год назад у него с Софией был роман, с тех пор она не упускала случая пообщаться, хотя уже и не претендовала на его время и внимание. — Представляешь, пришла, на себя не похожая, лица нет, вся черная какая-то, не заболела ли серьёзно! А может быть, умер у нее кто-то, не меньше. Ну, мы ей всё подписали, она сказала, что самое срочное сделает, а потом — или ждать её, или к заместителю, она оставила за себя Донато Ренци. Так что если у тебя что-то к ней есть — надо ловить её сегодня, пока не испарилась.

— Спасибо, София, ты, как всегда, очень вовремя с очень ценной информацией. Целую нежно.

Марни отключился, собрался с духом и отправился в рабочий кабинет Элоизы де Шатийон.

* 18 *

В приемной Себастьяно попросил секретаря Элоизы, брата Франциска, пойти и провести некоторое время где-нибудь в другом месте. Брату Франциску это не понравилось, но все знали, что спорить с Марни себе дороже, и он повиновался. Марни постучал в запертую дверь, услышал изнутри «Войдите» и вошел.

Элоиза сидела за компьютером, тихо шелестели клавиши, она явно хотела дописать что-то до точки.

— Секунду… — не глядя, кивнула на кресло, потом подняла голову и увидела его. — Вы? Добрый день, монсеньор.

— Добрый день, госпожа де Шатийон, — он пододвинул кресло к ее столу и сел. — Мне кажется, что нам нужно поговорить. Только не убегайте, пожалуйста, хорошо?

— Да куда уж тут бежать, — она не смотрела на него, смотрела куда-то мимо.

Она была настолько не похожа на себя накануне, что он невольно задумался — а тот ли это человек вообще. Настолько она была мрачна и черна, яркие глаза поблекли, пальцы как будто еле шевелились. Все, что вчера горело, сегодня потухло, и еще как будто пепел сверху залили водой.

— Я очень рад видеть вас, Элоиза. Несмотря ни на что.

— А мне следует принести вам свои извинения. Я не должна была вести себя так, как вела и делать то, что делала. Я вообще не должна была идти с вами в оперу. И в ваш номер не должна была идти. И не должна была… внушать необоснованные надежды, — она снова не смотрела на него.

— Да причем тут должное, Элоиза? Мне показалось, что вы хотели. И были. И делали.

— Не всегда наши желания совпадают с необходимостью и неизбежностью, увы.

— Но все было отлично ровно до тех пор, пока вы не изменились в лице и не убежали без следа. Я не могу не спросить вас, что случилось.

— Я не могу ответить вам на этот вопрос.

— Вам мешает сделать это какой-то другой человек?

— А какое это имеет значение?

— Огромное. Если вам кто-то настолько сильно мешает жить — скажите. Я разберусь.

Все же, она удивилась.

— В смысле — разберетесь?

— Этот человек больше не будет вам мешать, и всё. Не важно, кто это, я найду возможность решить вопрос, — если её нужно от кого-то или чего-то спасти…

Да давно бы уже сказала, что ли. Спасли бы, и точка.

* 19 *

Он говорил абсолютно спокойно, не рисуясь, просто констатировал факт, и все. И очень сильно напомнил этим Элоизе ее дядюшку, генерала де Шатийона.

— Нет, монсеньор, нет такого человека, имя которого я могла бы вам назвать. Все проще и вместе с тем сложнее. Проблема исключительно во мне.

— Может быть, вы расскажете? И мы вместе подумаем, как эту проблему решить.

Ох, как же было соблазнительно на самом деле взять и рассказать ему всё! Он, в отличие от родственников, выглядел человеком, с которым хотелось поделиться и который, может быть, предложил бы какое-нибудь решение. Но какое право она имеет перекладывать свои проблемы на него? Да никакого. Вот и нужно решать самой. И всё тут, говорить не о чем.

— Нет, я не готова это обсуждать. Спасибо за предложение, но я не могу его принять. Вы хотели сказать что-то еще? Если нет — извините, у меня есть работа, которую я обязательно должна сделать до вечера.

* 20 *

Сейчас или никогда. А вдруг это поможет?

— Да, я хотел сказать вам ещё несколько слов. Могу я попросить вас поднять голову и не прятаться за монитором?

— Что такое? — она подняла голову, и взгляд ее был сопоставим с дулом пистолета у виска.

— А вот что. Мы знакомы с вами полгода, но это никак на нас не повлияло. Мы как будто еще раз с вами познакомились вчера, я узнал вас немного больше, и то, что я узнал, поразило меня до глубины души. Сегодня выясняется, что я снова не знаю о вас ничего… но уже поздно, и что бы ни произошло, это уже ничего не изменит. Я люблю вас, Элоиза. Вы восхитили меня, как никто и никогда. Я не понимаю пока, как я буду дальше жить, раз вы не хотите иметь со мной ничего общего. Но может быть, вы дадите мне хоть малейшую надежду?

Взгляд Элоизы стал совсем печальным.

— Нет, монсеньор, я не дам вам никакой надежды. На самом деле, это для вашего же блага, хоть сейчас это для вас и не очевидно. Вам придется просто поверить, что ваша жизнь в итоге будет счастливее без меня. И если чего-то хочется нашей душе или нашему телу, то совершенно не обязательно у нас есть возможность следовать этим порывам.

— Элоиза, не торопитесь. Может быть, это для вас сейчас что-то не очевидно? Или вы непогрешимы, как святейший папа?

— Нет, я как раз сложная и проблемная.