Мадонна и свиньи

– Ты не то подумал. Напротив, я хочу, чтобы ты всегда был со мной, принадлежал только мне. Твои выходы во двор плохо кончатся. Всякий раз, когда ты уходишь, я дрожу от мысли, что больше не увижу тебя. Правда, до сих пор ты возвращался, но вспомни, в каком виде! Чуть живой, грязный, дурно пахнущий кошками… Доверься мне и этому доброму врачу – он удалит у тебя источник беспокойства. Представь, как хорошо нам будет в нашей квартирке! Ты станешь таким домашним, таким моим!

Как молния, поразила меня страшная догадка.

– Я стану ничьим! – закричал я и остервенело укусил её за руку. Так вот он каков, запретный плод – вкус человеческой крови!

– Глупыш! – закричала она. – Если хочешь знать, твой низ никогда меня не интересовал. Он у тебя незначителен. Зато язык у тебя что надо. В смысле языка ты виртуоз и поэт. Ну, лизни меня в знак примирения!

Стараясь вырваться, я бился в её руках, как минтай, от которого, кстати, я без ума. Мои усилия почти увенчались успехом, но тут на помощь ей пришла медсестра. Вдвоём они бросили меня на стол и распяли. Наложница держала за ноги, медсестра – за руки, а хирург… нет, будем выражаться точно: ХЕРург моментально надрезал мне мошонку и вытряс её содержимое. Стой, читатель, и ощути кошмар ситуации! Если ты мужчина, ты поймёшь меня. Фраза «жизнь или кошелёк» бледнеет на фоне свершившегося. «Что деньги, золото?! Что жизнь?! Лучше смерть! – кричал я своим палачам. – Теперь перережьте мне горло!» О, мой самонаполняющийся жидким жемчугом кошелёк! О, неиссякаемый источник богатства и наслаждения! Увы мне, увы! Живодёр не позаботился даже о местной анестезии, не говоря уже о наркозе. Единственным положительным моментом в этом аду был тонкий, едва различимый среди прочих запахов запах валерьянки. Так я лишился страстей.

Как труп, на кухне я лежал. Стерва предлагала мне молока, потчевала рыбой, но у меня было одно желание – выцарапать ей глаза и перегрызть горло. На следующий день желание это увеличилось вдвое, а на третий – втрое, ибо мы уже лежали втроём: я и ещё два подобно мне обезоруженных херувима. Однако, когда мы встали, злость наша упала, улеглась вместе с болью. Всё же мы любим её, нашу хозяйку. Она кормит нас и гладит по шерсти. Она тоже по-своему любит нас.

Раза два-три в неделю к ней заходит султан. Иногда он остаётся на ночь. Сначала я думал, что он склонен к перевоплощению, так как всякий раз не узнавал его. Но потом, присмотревшись к обличиям (числом примерно с десяток), я понял, что всё это разные люди. Слишком они друг на друга не похожи. Одни – подобно нам, настоящие янычары, с усами и шерстью на груди и ногах. Другие – какие-то заморыши, у которых даже голова облезлая. Разумеется, мы недоумевали по поводу столь широкого вкуса хозяйки и ставили ей это на вид. На что она резонно отвечала:

– У меня нет выбора. Они султаны, а я всего лишь наложница.

Но султаны ли они? – вот вопрос. Всё более я склоняюсь к мысли, что это халифы на час («халиф» в переводе на русский – «хахаль»). Ну скажите на милость, какой султан согласится делить свою одалиску с другим, тем более с ДРУГИМИ мужчинами, пусть даже с такими же султанами? А эти иногда посещают гарем вместе, то есть знают и не стыдятся, что они молочные братья, пируют и разве что не впадают в свальный грех. Кроме того, наложница вертит ими как хочет. Если, скажем, сегодня к ней записались несколько халифов, она выбирает между ними одного (благо выбор пока есть), а может и вообще всем отказать под благовидным предлогом, за розоватым пологом. Пленница ли она после этого? Нет, скорее повелительница. По крайней мере, в своём доме. Она уходит куда и когда захочет, несмотря на наши сторожевые протесты и мечами поднятые хвосты, запирает нас на ключ, и нам ничего не остаётся, как только чесать свои яйца… простите, я хотел сказать, то место, где они находились.