Мадонна и свиньи

Ты лежишь и слушаешь в оба. В одно ухо тебе поёт попса, в другое кричат «игры́» отрицательные герои. Попса вконец потеряла разнообразие, свелась к четырём строкам. Если не меньше, если не меньше. И самое страшное – ритм куплета всё убыстряется. Демоны закружили тебя. «Только бы не свихнуться!» – думаешь ты и пытаешься силой воли остановить кружение. С другой стороны гнусавит игровая шобла. Если у чертей есть голос, то он именно такой – низкий, гнусавый. Здесь, напротив, идёт замедление, слова растягиваются. Герои как бы засыпают вместе с игроманом. В конце концов куцая песня прекращается, и ты слышишь только медляк, также однообразный и повторяющийся, как заевшая пластинка. Ты слышишь редкий испуг-плач ребёнка и частый отклик на него, низкий и растянутый: «ты-ы-ы мо-о-ой»! Ты догадываешься, откуда это. «Лесной царь» Гёте в вольном переводе Жуковского. Это не из игры (в игре этого не может быть по определению) – значит, это звучит в твоей голове. Ты постигаешь истинный смысл стихотворения: ребёнок олицетворяет собой слабый измученный рассудок, а лесной царь есть безумие. И безумие говорит рассудку: «Ты-ы-ы мо-о-ой!» Низко, гнусаво, растянуто: «Ты-ы-ы мо-о-ой! «Ещё одна такая ночь, и я – в сумасшедшем доме», – думаешь ты.

Слава богу, в следующую ночь ты засыпаешь, спишь два-три часа. Дальше – больше. Сон постепенно нормализуется. Песни, звучащие тихо, как из-за стены, проходят. Но никогда тебе не забыть этого плотоядного: «Ты-ы-ы мо-о-ой»!

Декабрь 2015 г.