Мадонна и свиньи

Потрясение от увиденного спасло мне жизнь, по крайней мере отодвинуло развязку на неопределённый срок. Я сел и уже почти не обращал внимания на молчаливый флирт соседа и Даши. Я смотрел на него снисходительно, как смотрит пастух на случку овцы и барана: эх, вы, мол, животные! Я понял, что в мире есть вещи поважнее любви. Например, стремление узнать, где живёшь.

Пока мы медленно спускались, Даша так больше и не заговорила со мной, но я не страдал от этого. Выйдя из люльки, я подал ей руку; она презрительно поджала губы и предпочла обойтись без моей помощи. «Прости и прощай!» – сказал я и, не дожидаясь ответа, которого, впрочем, и не последовало, поспешил вон из парка. Мне не терпелось убедиться, что улицы и дома (в том числе и мой дом) целы. Ведь не пришёл же я в парк из пустоты!

Однако, пройдя метров 20, я почувствовал крайнюю слабость и вынужден был сесть на скамью. Голова моя слегка кружилась. Я закрыл глаза. Так было немного лучше. До слуха моего доносились звуки шагов, обрывки разговоров, хохот, девичий визг, гудение аттракционов, детские крики и шуршание велосипедных шин. Весь этот шум поначалу раздражал меня, но постепенно притупился. Кажется, я задремал, потому что, когда открыл глаза, уже стемнело. Аллея, освещённая редкими фонарями, была пуста. Я поднялся и направился к выходу. У меня отсутствовали часы, и я не знал, сколько времени. Судя по безлюдью и тишине (лишь несколько раз поодаль гавкнула собака и шелестели листья), было довольно поздно. Я испугался, что парк уже закрыли и мне придётся искать сторожей. Перспектива перелезания через трёхметровые чугунные копья мне не улыбалась.

По моему предположению, ворота от скамейки, где я отдыхал, находились метрах в двухстах, и я давно уже должен был их достичь, поскольку прошёл никак не менее километра. Однако ни ворот, ни вообще ограждения передо мной не появилось. Только всё те же кусты, деревья и асфальтовая дорожка, пересекающаяся другими, ей подобными. Я подумал, что, может быть, незаметно для себя свернул с центральной аллеи и двигаюсь в неверном направлении. Надо вернуться к исходной позиции – к Колесу – и попробовать ещё раз. Чёрный силуэт Колеса, возвышаясь над деревьями, служил хорошим ориентиром. Минут через 10–15 я был у цели. Определив, как мне показалось, точно, центральную аллею, я вновь пошёл по ней. Но история повторилась: время текло, а ворота не показывались. Я решил идти до конца. Главное – никуда не сворачивать, и тогда непременно упрёшься в забор. Так я прошагал час или больше. Ветер усилился. Набежавшие тучи скрыли звёзды. Вскоре закапало и полило. Я встал под ближайший клён, но он недолго защищал меня от дождя. Я промок и замёрз. Впрочем, продолжать путь тоже не хотелось. Я устал и с тоской смотрел на аллею, уходящую вдаль. Это было похоже на кошмар. За час можно пересечь из конца в конец, по крайней мере, два таких парка. Вытягивается он, что ли? Или дело, может быть, не в парке, а во мне? Обычно чуждому суеверий, мне вдруг припомнился леший, который развлекается тем, что кружит людей по лесу. Но здесь не лес. Здесь место вполне культурное, с хозяином-человеком. Или всё же и сюда затесался какой-нибудь дух, какой-нибудь ПАРКОВЫЙ? Послушай, парковый, отпусти меня! Что я тебе сделал? Смотри, я иду промокший и уставший, как будто у меня нет дома, и нет конца моему пути. И ни души вокруг, хотя я нахожусь в центре города. Поверь, это не смешно! Так я взывал к духу, но не было мне ответа. Тогда я обратился к людям. «Сторож! Милиция! – кричал я. – Кто-нибудь, наконец!» «Кто-нибудь» появился. Ко мне подбежал пёс – нечистокровный, лохматый, близкий к ньюфаундленду. Подбежал тихо. От неожиданности я немного испугался и остановился. Пёс тоже встал, затем сел. Мы смотрели друг на друга.

– Послушай, – сказал я ему, – не знаю, как тебя зовут, отведи меня к своему хозяину. Понимаешь, со мной происходит что-то странное: я заблудился в трёх соснах. И милиция куда-то пропала. Обычно шагу нельзя ступить, чтобы не натолкнуться на блюстителя порядка. А тут – никого. Поневоле начинаешь испытывать чувство ненужности и заброшенности… Ну, пошли. Где твой хозяин? Наверно, он здесь служит сторожем. Впрочем, кем бы он ни был, всё равно пошли к нему.

Но не тронулась с места собака. «А что если она бродячая, и нет у неё никакого хозяина?» – подумал я. И мне ничего не оставалось, как побрести по аллее дальше. Пёс шёл за мной следом. Я почему-то вспомнил стихи Сельвинского:

Ночь как год,
как чёрный наговор.
Я и кот,
и больше никого.
До зари
в бокал звенит струя.
О, Мария
милая моя!