Мадонна и свиньи

Словно её имя развязывало ему руки, он обнял её и страстно поцеловал в губы. Нина понимала, что нужно возмутиться, но поцелуй настолько пришёлся ей по вкусу, что для притворства не хватало сил. Пока она стояла в растерянности, Бесов уже выбегал из буфета. Тогда вместо слов возмущения она выкрикнула номер своего домашнего телефона. Ободрённый этим, Бесов вернулся. Безумие желания полыхало в глазах его. Нина попятилась и прижалась к стене. Она испугалась, что он попытается овладеть ею тут же. Однако он и сам понял, что зашёл слишком далеко, и, пробормотав, что позвонит обязательно, снова направился к выходу.

Холл находился в противоположном от буфета конце коридора. Здесь Бесов опять увидел Нину, хотя никто его не обгонял. Причём волосы Нины были черны, как нефть. Она сидела на столе вахты и беседовала с вахтёршей, куря сигарету. «Наверное, сестра-близняшка», – подумал Бесов. И невольно спросил: «Нина?» – «Да, Нина, Валерий», – ответила та. «До встречи!» – только и нашелся сказать он. Выбегая через стеклянную дверь на улицу, он услышал за спиной смех.

На улице стояла жёлтая и сухая осень. Валерий почувствовал что-то не то. Не в природе, а в самом себе, точнее – на себе. Он огляделся. Тёмно-синий плащ, серые в клеточку брюки, а на ногах… Вот оно в чём дело! Ноги его были обуты не в туфли, а в спортивные тапочки, так называемые чешки, с мягкой подошвой и резинкой по бокам – можно сказать, пинетки для взрослых. Бесову показалось, что он умер. Эти чешки, эти пинетки свели на нет серьёзность событий текущего дня и, возможно, многих прошедших дней. Словно Хаос, затеяв с Валерием игру, создал видимость порядка да случайно выдал себя пинетками. Глядя на них, Бесов уже не мог верить в то, что он принят на работу, не мог надеяться на роман с Ниной.

«ОБУЛИ, ЧЕРТИ!» – ахнул он. Всё было похоже на сон, и ему дико захотелось проснуться. Он потёр глаза, но ничего не изменилось. Он стоял у входа в учреждение.

Оставалась ещё маленькая надежда, что он САМ надел пинетки, придя сюда со сменной обувью, да забыл об этом. Бесов кинулся обратно и действительно нашёл в гардеробе мешочек для сменки с вышитыми инициалами «ВБ». Но мешочек был пуст. Гардеробщица пожимала плечами. «Предположим, – размышлял Валерий, – эта смешная обувь принадлежит мне, и я имел глупость использовать её как сменку, но ведь и учреждение, где исчезают пусть модные, но изрядно поношенные туфли, немногого стоит и не внушает доверия».

В холле стояли две тахты. Почувствовав в ногах слабость, Бесов двинулся к одной из них. На пути его появился стол, сплошь заставленный новыми мужскими туфлями и полуботинками. Те лежали не только скученно, но и скучно, поскольку каждый башмак не имел своей пары. Обувная разлука была, видимо, произведена с противокражной целью. И примерять полагалось тоже только на одну ногу. Продавцом этого блестящего, но не цельного, как НОВЫЕ РУССКИЕ, товара была всё та же Нина.

– Что случилось? – спросила она.

– Вот, – вздохнул Валерий, – туфли пропали.

– Быть может, они где-то здесь? – Нина указала на стол.

Бесов присмотрелся.

– Нет, здесь сплошь чёрные, а мои были жёлтые, и вдобавок поношенные.

Сев на край тахты, он понурил голову, но тут же встрепенулся, заметив, что он всё ещё обут в проклятые пинетки. Остервенело стащил их с ног и под тахту забросил. Уж лучше в носках! Так трагичнее и, значит, серьёзнее.

Нина подошла и села рядом. «Может, ты всё-таки выберешь что-нибудь?» – сказала она, погладив его по щеке. Бесов бы выбрал. Ему ли не хотеть прежнего порядка и стабильности! Но у него не было денег. Стыдясь признаться в этом, он сказал: «Спасибо, но я притёрся к своим. И потом, меня смущает чёрный цвет». Он смотрел на Нину и думал, что она ласкова с ним только потому, что ей надо продать свой товар. По сути, ей нет до него дела. По сути, она тоже хочет его ОБУТЬ. «Быть может, она даже заодно с теми, кто украл мои туфли!» ужаснулся он. И, отстранив её объятья, как был – в носках – торопливо покинул учреждение.

Земля стала хищной и непроходимой. Она кусала Бесова за подошвы. Ступая по ней, как по раскалённым углям, он понял, что пинетки не остались под тахтой, – они подстерегают его на каждом шагу, и избавиться от них очень трудно.

2001 г.

Как всегда

Тощий и остроносый Бекетов сел в трамвай. Сыростью и нечистыми людьми пахло. Стёкла слегка запотели. Листья красиво лежали в грязи. Осень.

Реклама, изображающая высокогорье, призывала закурить американских сигарет. Но Минздрав предостерегал. В небе сновала сырость. Дорога долго шла вдоль забора. За ним простирался завод-гигант.

У Гостиного двора, приветствуя проезжающий мимо транспорт, кивал головой и плавно махал руками ряженный леопардом. Открытая в улыбке пасть. Мёртвым придатком висящий хвост. Материя, означающая шкуру, не прикрывала ступней: из-под неё торчали дешёвые поношенные кроссовки – ахиллесова пята актёра. «Вот актёр одной роли, – подумал Бекетов, – роли немой и скудной жестами. Потому он так беден. Однако скоро зима. Сможет ли он пошить себе шкуру медведя?»