Маджента

Комната монахинь располагалась по соседству. Старшая, методичная, недалекая, но трудолюбивая Урсула ухаживала за лежачими заботливо и дотошно. Благодаря ей удалось победить доставшиеся в наследство от времен Гомеса пролежни Хуана, из-за которых тот едва не погиб. Сестра Урсула носила очки. Вставала она ни свет ни заря. Час выстаивала на коленях в молитве. Затем еще около часа посвящала чтению сборника поучений. Компедиум был большим и тяжелым. Сестра Урсула не могла носить его с собой, чтобы читать при случае. Поэтому, оказавшись в приюте, она, каждое утро делала заметки на отдельных листах, которые стопкой прятала в переднике. Если кто-либо из воспитанников начинал донимать ее заумными вопросами или высказываться неподобающе, стопка тут же опускалась на голову несчастного. При этом сестра строго напутствовала: не богохульствуй!

Младшая из сестер, Изабель, наоборот была легка и мечтательна. Девочки с первого дня потянулись к ней. Когда Рамона привезла из больницы трехлетнюю Лию – слепого, безногого, запущенного ребенка, почти не говорившего по-испански, которого моасские цыгане возили по ярмаркам и церковным папертям, а когда она заболела пневмонией, бросили умирать в кустах на городской окраине – Лия прижалась к Изабель всем, чем могла. И не хотела отпускать. Она ела и спала рядом с ней. Даже после того, как в комнату к сестрам поставили кровать для девочки, она засыпала с рукой, забытой на чужой подушке.

Рамона не унималась. Обновив стены, покончив с голодом и приодев воспитанников за счет попечителей, нужно было как-то менять досуг. Дети, большей частью, слонялись без дела или играли в глупые уличные игры. Это никуда не годилось. Инспекторат общественных заведений помог ей раздобыть старые, но все еще пригодные, школьные парты. На стене в одной из комнат появилась большая черная доска. Рамона стала учить их грамоте. Поскольку прилежанием никто из них не обладал, первые уроки превратились в пытку, как для учителя, так и для учеников. Писать никто не хотел. Они предпочитали слушать. То и дело вспыхивали перепалки, и Рамона, срывая голос выгоняла заводилу вон. Малыши нередко давали фору старшим. В целом же, обучение продвигалось медленно и бессистемно. Однажды Рамона пришла к осознанию того, что разорваться она не сможет. Слишком много дел приходилось ей вести. Всюду поспевать не удастся. Приюту нужен был учитель, который проводил бы занятия регулярно, по основным школьным дисциплинам.

Каждый день Рамона и монахини читали книги в слух. Сестра Урсула отдавала предпочтение Евангелиям. Рамона – сказкам Гауфа и Перро. Сестра Изабель любила рассказывать длинные поучительные истории из житий святых. Таких историй в ее девичьей голове накопилось великое множество, и она не редко путала персонажей, отправляя Святого Христофора в пещеру ко львам.

В дальнем углу сада, у каменного забора, росла карликовая магнолия. Ствол ее был искривлен и покрыт наростами. Но цвела она божественно. Склонная к экзальтации сестра Изабель видела в этом символ страданий Господа. Она же поведала детям о Святой Касильде, чьим именем был назван приют. Собираясь тайно отнести еду брошенным в темницу христианам, святая была остановлена собственным отцом. Он потребовал показать, что она прячет. Касильда расправила складки платья. И на землю, к ногам отца, упали цветы. По легенде это были розы, но Изабель упомянула магнолию еще и потому, что в ее восприятии это каким-то образом было созвучно Марие Магдалине. Так было положено начало тайному паломничеству к цветущему дереву. Девочки собирали его лепестки. Прятали под подушки и простыни, загадывая желания.

За все время существования приюта, лишь один его воспитанник был усыновлен. Речь шла о Летисии, пострадавшей от директора Гомеса. Ей спешно нашли троюродную тетку и отправили в Санта-Крус-дель-Норте. Но это не мешало многим из них, особенно малышам, верить в то, что однажды откроется дверь и появится тот, кто заберет их отсюда навсегда. Поэтому всякий раз, когда в приюте оказывался редкий посетитель, дети высыпали шумной гурьбой в коридор. И внезапно стихнув, внимательно высматривали – не он ли.

Именно этот взгляд ощутил на себе Кристобаль Алиендэ, когда впервые переступил порог сиротского дома.

VI

Корвет причалил в бухте неподалеку от Пуэрто Падрэ. Две недели спустя Кристобаль очнулся в одном из обшарпанных номеров на постоялом дворе. Солнечный луч проникал сквозь щель в ставнях Кристобаль встал с кровати. Подошел к комоду. В старом поцарапанном зеркале он увидел худого, небритого, изможденного мужчину, в морских обносках, почти старика. Кристобаль устало ухмыльнулся. Ему едва перевалило за тридцать.