Маджестик - Семена смерти (СИ)

  «Может быть, это поможет нам», - сказал Марсель. Он снова на что-то указывал; на этот раз это была массивная стальная бутылка размером с двенадцатилетнего ребенка с глубокими ржавыми царапинами на охристой поверхности. «Ацетилен», - объяснил Марсель. «Там, в синей бутылке, - он указал на другую бутылку, которую я сначала не заметил, - там должен быть кислород, если они на самом деле сварены здесь».

  Во мне зародился слабый проблеск надежды. «Кислород помогает нам дальше?» - слова странным образом слетели с моего рта и, казалось, распространились по комнате, как волны от ударяющего по воде камешка.

  «Нет, нет, если ... если ты имеешь в виду, что воздух ... фу», - Марсель замолчал, и его рука потянулась к воротнику, чтобы еще немного расстегнуть рубашку с уже расстегнутым галстуком.

  «Если это не эта дверь, - сказал я, имея в виду ту, которая была приварена, - то мы попробуем другую».

  Я направился ко второй двери, мои колени ослабли, а в висках колотились. Скребущий звук начал распространяться в моей голове и стер только что возникшие мысли. Что-то внутри меня подумало Ким, но это была бессвязная мысль. В любом случае, мне просто нужно было продолжать. Моя рука схватилась за ручку второй двери с этой стороны стены, и на этот раз Марсель не возражал, когда я решил толкнуть ручку вниз и толкнуть дверь рывком.

  Это зрелище превзошло все мое воображение и в отчаянный момент сорвало пелену, закрывавшую мое сознание. Комната была стерильной и в то же время чуждой, мало чем отличавшейся от операционной по своей трезвой, технически оснащенной и безупречной чистоте. Из противоположной стены в комнату выступали три койки, и я узнал ноги и нижнюю часть тела трех до уровня чуть выше пупка; Сверху и снизу были Ким, Рэй и Стил в трубчатых, спиралевидных удлинителях, сверху и снизу мигали, мягко гудели приборы, измерительные шкалы, разноцветные огни или, по крайней мере, что-то в этом роде, потому что все это было слишком странно, чтобы его можно было понять. моим ограниченным и затуманенным земным разумом.

  Я смутно осознавал, что система вентиляции здесь работала на полной скорости, и это было все равно, что войти в квартиру в Гренландии с широко открытыми окнами. Но не поэтому волна тошноты захлестнула меня, а живот сжался так сильно, как будто он был сделан из бетона. Это было одновременно гротескное и отталкивающее зрелище Кима и моего брата Рэя, которых держали в гротескных тисках машины, объединенных со Сталью так, как он утверждал, что они были более близкими, чем все, что могли бы знать люди.

  Я не успел принять решение. Дверь в эту комнату была открыта, но это тоже неудивительно; Мы с Марселем, вероятно, были единственными людьми на этом этаже, кроме троих, и Стил думал, что мы благополучно укрылись. Однако это не означало, что процесс, который был мне совершенно непонятен, был незащищенным. Не успели мы войти, как освещение начало меняться, и раздался яркий певческий шум, который неудобно утонул в моих ушных каналах.

  Оборудование, которое было обвешано вокруг Кимберли и других, также пробудилось к новой деятельности, вероятно, предназначенной для чрезвычайных ситуаций. Сверкающее, спиралевидное что-то поползло назад с подобной рептилии элегантностью, плотно обняло руки и основание груди и по частям обнажило верхнюю часть тела и, наконец, головы трех человек в трансе.

  Мне казалось, что я был свидетелем события одновременно ужасного и интимного.

  Марсель закашлялся, сильно и несколько раз подряд, грубый звук, раздиравший это странное настроение, как выстрелы. «Фу-мы», - начал он, затем его потряс новый приступ кашля.

  Меня парализовало. Просто стоял в безжалостном холоде, который медленно пробирался по моей коже, и с болезненным восхищением наблюдал, как комната меняется, пробуждаясь к причудливой жизни, как дракон, которого умышленно потревожили. Красновато-синий свет исходил из середины комнаты, поначалу почти незаметно, распространялся и пролился на нас волнами. Мой взгляд остановился на лице Ким. Она была бледна, ужасающе бледна, и все же на ее лице было умиротворенное выражение, которое напугало меня почти больше всего на свете. Это выглядело почти так, как будто ее приготовили для последнего расставания в этой гротескной пародии на морг.

  Кашель Марселя становился все хуже и хуже. Как будто сквозь пелену, я заметил, что он наклонился вперед и хватал ртом воздух. Его глаза за стеклами очков слезились. И теперь я тоже начал чувствовать раздражение в горле, неприятное трение в голосовых связках и в дыхательном горле. А потом я разразился ревущим кашлем, который потряс меня и заставил дышать. Это был тяжелый, удушающий, сухой кашель, который, казалось, протирал боль в горле; мне казалось, что я налил на себя едкую жидкость и теперь снова пытаюсь ее задушить.

  Казалось, что у меня все получится. Кашель сузился до почти лающего звука, а затем прошел.