Маджонг

Ночью павильон Бидона сгорел. Охрана заметила огонь не сразу, и хотя пожарники приехали спустя всего пару минут после вызова, старые книги, ящики, полки, бумага и дерево к моменту их появления пылали уже вовсю. Залив водой и пеной все соседние палатки, безнадежно испортив товар десятку торговцев, пожарные остановили распространение огня, и на следующий день рынок работал, как обычно. Но от павильона Бидона остался только рыжий металлический остов, остатки мокрых горелых книг и комья черного пепла. Утром следователи обнаружили на пепелище два обгорелых тела. По всему выходило, что причиной пожара стало короткое замыкание. Хотя Петровка предложила еще несколько версий. Ничем, впрочем, не подтвержденных.

* * *

Петро Тодосьевич Чаблов по утрам плавал. В бассейне он чувствовал себя китом, крупной рыбиной в местных мелких водах. Потом он шел на массаж и, взгромоздившись на массажный стол, по-прежнему чувствовал себя китом. После этого он ехал на завод, где опять-таки был китом.

В последнее время Чаблову все удавалось. Он провел через правительство постановление, снижавшее ставки налогов на ячмень и солод, поступающие в дальнейшую переработку на территории Украины. Он отвоевал еще один процент на российском рынке пива и купил долю в торговой сети на Балканах. Они же не умеют варить пиво, там, на Балканах! Мастика, ракия, сливовица — это да. Вино — спору нет. Оливковое масло, наконец. Но не пиво. Чаблов научит их пить пиво «Пуща». Пять процентов рынка в следующем году. Пять — и не меньше!

Наконец, последний доклад из Семипалатинска от Регаме. Чаблов получил его накануне, а самого Регаме ожидал увидеть в Киеве уже дня через два. Вот все-таки что значит старый проверенный боец — и долю Батюшека увел из-под самого носа у агента конкурента, и выяснил важное: с кем приходится бодаться. С Рудокоповой.

Чаблов был знаком с Рудокоповой шапочно. Конечно, они где-то встречались, на каких-то приемах, в УСПП[2] наверняка виделись, но их деловые интересы не пересекались, и своего мнения о Рудокоповой у него не было. Кроме того, она была вдвое моложе его, работала за границей, кажется. С теми, кто вышел из системы советского пищепрома, вообще из советской школы бюрократии, говорить и договариваться Чаблову было легко, а вот эта молодежь, понабравшаяся европейских привычек вперемешку с европейскими же понтами, вот с ней иметь дело ему было непросто. Но нужно. Тем более что Рудокопову он уже обходил на четверть. У него была половина, у нее четверть, и теперь следовало срочно, любой ценой найти четвертую часть рукописи.

Нужны были новые люди. Новые люди. Тут Чаблов вспомнил, что накануне ему докладывали о попытках еще одного старого киевского лиса связаться с ним.

— Машенька, — вызвал он секретаря, — свяжи меня с Коробочкой. Ты говорила, что он вчера набирал меня. Посмотри там у себя в записях: Семен Кириллович Коробочка.

* * *

Коробочка пробивался к Чаблову третий день, ровно с того момента, как Енот Семенов предложил ему найти покупателя на акватинты и часть архива, привезенные им из Германии. По соображениям Коробочки, акватинты вряд ли заинтересовали бы пивного барона, собиравшего по преимуществу рукописи отечественных авторов, но в наскоро перелистанных им документах из архива мелькали украинские фамилии и знакомые названия городов, так что шанс протолкнуть бумаги Чаблову был. Правда, Семенов этим утром на звонок не ответил, что еще ничего не значило, не ответил утром — ответит вечером.

Зато Коробочке позвонили с Петровки и в подробностях рассказали, как горел павильон Бидона. Среди подробностей была не забыта и встреча Рудокоповой с погибшим ночью Бидоном. Семен Кириллович собрался посмотреть, что пишут о пожаре в Интернете, но тут позвонили от Чаблова.

«Как все одно к одному сходится», — успел подумать Коробочка, прежде чем услышал в трубке голос Чаблова.

— Что там у тебя, Семен? — не теряя времени на разговоры о здоровье, сразу спросил Чаблов.

— Есть одна рукопись, Петро Тодосьевич.

— Так, — заинтересованно крякнул Чаблов. — Что за рукопись?

— Часть архива. Приехала из Германии.

— Из Линдау?..

— А-а. Так вы в курсе.

— Говори, говори, — подстегнул Чаблов огорчившегося Коробочку.

— Вот, собственно. Есть рукопись и альбом гравюр. Их продают вместе. Я подумал, что рукопись может вас заинтересовать. Цена разумная.

— Хорошо, Семен, — прервал его Чаблов. — Давай не будем терять время. Рукопись меня интересует. Поэтому бери продавца, бери альбом и бумаги и вези ко мне. Чем раньше, тем быстрее. Есть?

— Понял, Петро Тодосьевич.

* * *

Коробочка позвонил только вечером.

— Ну что, Семен, где продавец? Где бумаги? Когда будешь у меня? — не дал ему слова сказать Чаблов.

— Продавец целый день давал показания. Только что освободился.

— Что там у вас происходит? Какие еще показания? Бумаги у него?

— Бумаги пропали, Петро Тодосьевич.

— Пропали.