Маэстро

– Абигайль? – Мерелли подошел к последнему имени в списке ролей.

– Джузеппина Стреппони, – Джузеппе попытался сказать это как можно более непринужденно. Как ему показалось, это не очень получилось.

Мысли о Джузеппине не покидали его с той поры, как к нему впервые пришли идеи о партии Абигайль. Он настойчиво слышал именно ее голос. Верди играл с ее бархатным сопрано, как художник с красками, и тот благодарно исполнял все его капризы. В образе Вавилонской царицы являлась она незваной, словно призрак, в его сознание и наполняла небывалым творческим подъемом. Со дня смерти Маргариты прошло почти полтора года, овдовевший маэстро был еще очень молод, и его сердце нуждалось в любви. К моменту, когда опера была закончена, Джузеппе уже полностью поглотили романтические мысли о прекрасной диве.

Мерелли поднял глаза от списка и кажется хотел что-то сказать, на мгновение задумался и передумал давать комментарий.

– Набукко… Не Навуходоносор? – отходя от темы выбора артистов, спросил он.

– Я хочу быть уверен, что людям не придется тренироваться, прежде чем произнести название моего произведения, – ответил Джузеппе и грустно улыбнулся воспоминанию об одном из самых прекрасных вечеров в своей жизни.

Мерелли усмехнулся. Отложил трубку. Выдержал паузу.

– На сегодняшний день я не в состоянии предоставить хоть сколько-нибудь значимый бюджет… – начал было он, но Верди его перебил.

– Я понимаю, что мое имя на афише – серьезный риск. Я глубоко ценю, что вы готовы дать мне шанс, и воспользуюсь им на любых условиях.

– Поговорите с артистами, – улыбнулся Мерелли, – Если состав премьеры будет подтвержден к концу месяца, я, возможно, смогу объявить «Набукко» в грядущем сезоне.

Большего Джузеппе и не надеялся получить. Прямиком из театра, щурясь уже не греющим лучам октябрьского солнца, он направился к дому синьорины Стреппони. На этот раз с необъявленным визитом. Удача сегодня крепко держала маэстро за руку, и этим нельзя было не воспользоваться. Если Джузеппина окажется дома, если она даст согласие петь партию Абигайль, если посмотрит на него вновь как тогда, у дверей служебного выхода из театра, то все получится. Все обязательно получится!

Удача не подвела. Верди стоял в гостиной синьорины Стреппони, крепко сжимая папку с партитурой «Набукко» в руке, как и почти три года назад, когда появился здесь со своей дебютной оперой в поисках поддержки. Джузеппина стояла перед ним, такая же прекрасная и величественная, как и тогда.

– Синьорина Стреппони, мое почтение. Я безмерно благодарен за то, что вы смогли уделить мне время, – дословно повторил Джузеппе слова, что он когда-то произнес, войдя в эту гостиную в день знакомства. Джузеппина подыграла ему:

– Маэстро Верди. Говорят, ваша новая опера заслуживает внимания.

Она тоже прекрасно помнила день, когда неловкий угловатый юноша в потертом камзоле зашел в ее дом и, прикоснувшись к клавишам рояля, обернулся чародеем. Улыбка тронула лица обоих, повисла пауза. Джузеппина и Верди видели друг друга впервые после прогулки прошлым летом в парке. У обоих внутри бушевал ураган. Оба старательно пытались скрыть это за миной дружеской радости от встречи.

У Джузеппины получалось лучше. Броню из пары сотен искусно сотканных масок на все случаи жизни она носила каждый день уже почти десять лет и пользовалась ими виртуозно. Случай, правда, на этот раз был исключительный. Скрывать нужно было не скуку под личиной благосклонности, не боль или страх за мнимой уверенностью в себе и не усталость или раздражение за вежливостью и тактом.

Внутри горело и жаром пробивалось наружу доселе неведомое, не поддающееся никакому контролю чувство, сила которого приводила ее в ужас. Глядя в глаза Джузеппе, она видела отражение этого огня, не оставлявшее сомнений в том, что у него внутри происходит то же самое. То, что было лишь теплым волнующим бризом всего каких-то полтора года назад, теперь бушевало сбивающим с ног ураганом. А это не сулило ничего, кроме беды.

– Партию Абигайль я написал, слыша по ночам твой голос, – неожиданно позволил он себе бестактное «ты».

Джузеппе не ждал, что она скажет. Ответ он искал в ее глазах. Джузеппина вздохнула и, не найдя ничего лучше, проигнорировала и фамильярность, и сам комментарий.

– Прошу вас, маэстро, – она жестом пригласила его за рояль.

Верди слегка улыбнулся, кивнул и направился к инструменту. Он сел на резной табурет, поставил ноты на пюпитр, открыл первую страницу, зачем-то погладил черную лакированную крышку рояля и закрыл глаза, положив пальцы на клавиши.

«Бьюсь об заклад, ноты и в этот раз вам не понадобятся» – подумала Джузеппина.