Джузеппина в замешательстве от такой внезапной и подозрительной капитуляции послушно последовала за ним.
Одна из причин, по которой Бартоломео Мерелли, раньше менявший любовниц как перчатки, уже пять лет состоял в отношениях со своей очаровательной оперной дивой, была в том, что она прекрасно чувствовала, когда стоит замолчать. Остаток вечера они провели в беседах на отвлеченные темы, а потом мирно уснули.
А вот Темистокле поспать не дали. Около трех часов ночи его поднял с постели громоподобный стук в дверь. Теми зажег свечу, посмотрел на часы, пробормотал ругательство и, на ходу натягивая халат, в тревоге начал спускаться по лестнице. Во входную дверь колотил совершенно окоченевший на зимнем, ночном морозе Джузеппе.
Солера открыл дверь и Верди одним прыжком очутился в коридоре.
– Мы должны добавить еще две партии хора! – с нездоровым возбуждением с порога заявил он вместо приветствия.
– Что? – спросонья пробормотал Темистокле. Если бы он не был таким сонным, то точно поколотил бы своего неугомонного друга.
– Хор должен исполнять доминанту в половине сцен, – все с тем же воодушевлением проговорил Джузеппе, снимая пальто, – Ты только представь! Действие будет развиваться от хора к хору, и наша песнь уже не про царей, а про народ!
– И мы нарушим еще один закон классического оперного порядка, – с угрюмым сарказмом ответил Солера, наблюдая как Верди, не ожидая приглашения, направился к лестнице.
– Соблюдение законов ради соблюдения законов уродует искусство! – с восторгом вскричал Джузеппе, поднимаясь по ступенькам, – Мы сотворим объемный бутон из плоской тени!
– Ты в курсе, который час?! – решил-таки осведомиться Солера, что так и стоял у входной двери, не двинувшись с места.
– Ночь. Я знаю. Прости. Но мы просто обязаны поймать идею за хвост, пока она не угасла вместе с приходом солнечных лучей!
Уже поднявшись на последнюю ступень Джузеппе почувствовал, что Темистокле за ним не идет. Он обернулся и обнаружил, что Солера все еще у входа, и в его многозначительном взгляде читается многое, но только не вдохновение и восторг.
– Ты же и сам понимаешь, что переходишь все границы разумного поведения, не так ли? – хмуро поинтересовался Теми.
Верди вздохнул, пожал плечами и его облик стал больше напоминать вид человека, который пришел с просьбой.
– Понимаю, – искренне ответил маэстро.
Солера хохотнул.
– Я принесу нам что-нибудь выпить, – пробормотал он, поднимаясь по лестнице.
Всю ночь и еще пару недель после друзья работали, создавая первую в мире оперу, в которой безоговорочно главенствовал хор, повествуя не о событиях жизни отдельных героев, а историю скитаний и бедствий порабощенного народа. В перерывах Джузеппе метался по городу, согласовывая с артистами их участие в своей постановке.
А еще через несколько дней на афишах Ла Скала появилось расписание премьер в следующем сезоне. Только вот опера «Набукко» Джузеппе Верди в нем не значилась.
Глава 5
– Я думал, вы дали мне слово! – беспомощно кричал Джузеппе, забыв об учтивости, – Актерский состав полностью согласован в указанный вами срок!
– Помнится, – более чем спокойно ответил Мерелли, сидя за своим столом и покуривая трубку, – моим словом было подумать о том, чтобы объявить вашу оперу в грядущем сезоне. Однако теперь я действительно могу обещать, что вы поставите «Набукко» в Ла Скала через сезон. Осенью.
– Практически год ожидания! – Верди был готов разрыдаться.
– Всего несколько месяцев, маэстро, – проворковал импресарио.
– Я не могу себе их позволить, – опустив голову скорбно пробормотал маэстро.
– Уже анонсированы три премьеры на этот сезон. И я, в свою очередь, не могу позволить себе больше, – с искренним участием ответил Мерелли, – У меня связаны руки, друг мой.
Разговор импресарио с маэстро длился больше часа. Владыка театра все это время был крайне дружески настроен, но остался непреклонен. Домой Джузеппе вернулся разочарованный, униженный и разбитый.
Однако вечером того же дня размеренный и тихий по обыкновению ужин супругов Мерелли был прерван дворецким:
– Прошу прощения, синьор Мерелли. Синьорина Стреппони просит, чтобы вы приняли ее.
Мерелли в изумлении поднял глаза на слугу.
– Она утверждает, что дело невероятной важности, – лишь пожал плечами тот.
Быстрый взгляд на жену, которая смотрела на него более чем красноречиво, и Мерелли молча вышел из комнаты. Когда он зашел в гостиную, его намерение отчитать любовницу за недопустимое поведение вдребезги разбилось о взгляд Джузеппины. Такой ярости в чьих-либо глазах он еще не видел.
О чем они говорили не знает никто, но через два дня афишу сменили, а Джузеппе был вызван в кабинет импресарио для обсуждения условий и сроков подготовки премьеры «Набукко» в текущем сезоне.
– Вы благословлены до крайности преданным ангелом-хранителем, маэстро, – проговорил Мерелли, закуривая трубку, – И лучше уж вам постараться, соответствовать ее ожиданиям.