– Для меня большая честь, синьора, посетить самый известный салон миланского светского общества, – произнес Джузеппе, наблюдая, как Саверио что-то говорит Мерелли, тот меняется в лице, и они оба поспешно покидают зал.
Мерелли быстрым шагом отправился по коридору прямиков в гардеробную Джузеппины. Когда он вошел, дива сидела перед зеркалом. Ей было трудно дышать, косметика стекала по бледному лицу. Импресарио прошел в угол комнаты, встал, облокотившись на секретер, и молча смотрел на свою подругу. Джузеппина не поднимала головы. Грудь ее разорвал кашель и на платке, которым она прикрывала рот, проступили капли крови. Мерелли мрачно наблюдал за ней, не собираясь ничего говорить. На его лице читался скорее гнев, чем беспокойство или сострадание.
Джузеппе сбежал и со второй в своей жизни вечеринки по поводу удачной премьеры собственной оперы. Однако, на этот раз не потому, что ему хотелось побыть одному. Тревога и предчувствие беды тянули его в дверям гримерки Джузеппины, у которых, как верный страж, стоял Саверио.
– Что здесь происходит? – набросился было на него Джузеппе, но тут дверь распахнулась, и из гримерной вышел Мерелли. Вид у импресарио был совершенно беззаботный.
– Ах, маэстро! – радостно воскликнул он, – Сбежали от толпы новоиспеченных поклонников?
– Я хотел бы засвидетельствовать свое почтение синьорине Стреппони, – подыгрывая тону Мерелли, ответил Джузеппе, – Ее выступление было выше всяких похвал.
– Боюсь, синьорине сейчас нужно немного отдохнуть, – Мерелли по-дружески положил руку на плечо Джузеппе, уводя его по коридору, – У вас еще будет время, чтобы высказать ей комплименты… Ну что же! Давно я не видел такого успеха, маэстро! Сегодня вечером мы празднуем, но завтра я жду вас на разговор о делах.
Вернувшийся к Верди успех вновь не принес ему никакого желания праздновать. Накланявшись и натужно наулыбавшись, он снова ушел, как только это стало уместным. Укрывшись в тени здания напротив служебного выхода Ла Скала, он напряженно ждал появления Джузеппины.
Была уже поздняя ночь, когда она наконец появилась на пороге в сопровождении Саверио, Мерелли и седовласого синьора с медицинским саквояжем в руках. Мужчины держали Джузеппину под локти. Казалось, без их помощи она просто рухнет на мостовую. Подъехал экипаж, все четверо забрались в него, и через несколько секунд карета уже скрылась за поворотом.
Джузеппе показалось, что он услышал зловещий смех демонов за своей спиной. Всех, к кому он прикасался, карал страшный недуг.
На следующее утро Джузеппина лежала в своей кровати и, еле держа веки открытыми, наблюдала за тихим разговором Мерелли и доктора Поллини – того самого седовласого синьора, который вчера провожал ее из театра. Ее грудь жег компресс из каких-то трав. Было ощущение, что это не пропитанные настоем ткани, а каменная плита. Горло было туго перевязано шерстяными бинтами, жар от которых сводил ее с ума.
Мужчины пришли к согласию, доктор Поллини повернулся к Джузеппине и учтиво раскланялся.
– Синьорина Стреппони, я буду у вас завтра ровно к девяти, – проговорил он, кивнул Мерелли и удалился.
Мерелли подошел к изножью кровати, и прежде чем заговорить, какое-то время молча смотрел на Джузеппину.
– Очевидно, ты и сама понимаешь, что в этом сезоне замену тебе мы найти не сможем, – нарушил он наконец затянувшуюся паузу, – Отменить уже объявленные в расписании выступления, учитывая то, какой успех имела премьера, также не представляется возможным. Следующий спектакль «Набукко» отложен на две недели. Доктор Поллини обещал, что успеет привезти тебя в чувство. Будь добра, беспрекословно следовать всем его требованием.
Он сделал паузу, Джузеппина покорно кивнула.
– Последующие спектакли, – продолжил он, – будут объявлены не чаще одного раза в неделю, и между ними тебе придется соблюдать строгий постельный режим. С доктором Поллини я согласовал проведение ежедневных лечебных процедур на протяжении всего сезона.
Мерелли снова сделал паузу, Джузеппина опять кивнула в знак согласия со всем сказанным. Говорить она не могла, да и пытаться это делать было запрещено доктором. В глазах Мерелли читалась, казавшаяся ей унизительной, смесь сострадания с разочарованием.
– Вполне предсказуемые последствия, – угрюмо добавил он, – главенства чувств над здравым смыслом.
Он повернулся и, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты. По щеке Джузеппины покатилась немая слеза.
В то же утро Темистокле Солера в компании Верди прогуливался по парковой аллее. Весеннее солнце еще не сжигало свежесть прохлады, но уже обещало приближающееся тепло. В руках у Теми была раскрытая газета.
– «Тема величественная, пробуждающая воображение, и композитор почти не уступает ей в величественности, – Темистокле сияя от радости зачитывал статью другу, – Его музыка проникла в самое сердце публики…» Ха! Как тебе это?
– Проникла в самое сердце! – ответил Джузеппе, – В Италии нет семьи, один из членов которой не оказался бы в австрийской тюрьме или не вынужден был скрываться от полиции.
– Мы создали песнь о желанной свободе! – Теми радовался, как ребенок.