Но вдруг в зале что-то произошло. По рядам побежала какая-то волна, люди стали оборачиваться, и, прежде чем Мария что-либо поняла, возле сцены возник Марат. С огромным букетом цветов. И горящими глазами. Этот его взгляд, полный восхищения, поразил ее куда больше, чем цветы, хотя букет оказался шикарным — она потом подсчитала — семьдесят пять роз. Тяжеленный веник, который она едва удержала. Марат тут же подхватил, помог донести цветы до рояля. А зал аплодировал стоя. Все эмоции, которые публика так ревностно экономила весь концерт, в один момент выплеснулись на сцену. Впоследствии она задавалась вопросом, тронуло ли вообще людей, пришедших в зал, ее пение? Действительно ли они ждали финала и оценивали молодую певицу? Или все решило неожиданное, никем не предполагаемое появление любимца всей Республики Марата Агдавлетова? И если бы он поднялся на сцену с цветами к фальшивящему на каждой ноте крокодилу, крокодила тоже потом носили бы на руках?
Но это все — детали, до которых никому уже нет дела. Она поблагодарила Марата в микрофон и не удержалась:
— Очень приятный сюрприз! Но раз уж вы появились на сцене, зрители не простят, если я отпущу вас без песни!
Он на секунду растерялся. Не готовился петь, он даже одет был не в концертный костюм. Правда, его повседневная одежда ничем не уступала сценической в плане элегантности: рубашка была расстегнута на две пуговицы, но под ней виднелся черный шелковый платок, смотревшийся на шее куда шикарнее, чем набивший оскомину галстук. Узкие брюки на узких бедрах. Фигура у него все-таки идеальная. И этот смущенный румянец на щеках. А ведь на сцене стоит Народный артист Республики, без пяти минут Народный Советского Союза — слухи о том, что Агдавлетову со дня на день должны дать самое желанное по тем временам звание, упорно ходили среди артистов.
А зал уже скандировал, требуя песню от любимого певца. Ситуация двусмысленная. С одной стороны, хозяйка вечера сама попросила что-то спеть. А с другой, популярность у них несравнимая, зал явно выразил свои предпочтения, и один номер Марата мог свести на нет все старания Марии завоевать публику.
— Хорошо, я спою, — застенчиво улыбнулся Марик. — Но только вместе с Марией. Машенька, вы согласитесь? Например, «Подмосковные вечера»?
Песню он выбрал неслучайно, сориентировался, что им удобно и легко спеть вдвоем без репетиций. В то время шлягер Соловьева-Седого знали абсолютно все, его пели на семейных посиделках, на концертах художественной самодеятельности в клубах и, конечно же, на большой сцене. Мария кивнула, аккомпаниатор тоже дал понять, что справится. Они встали вдвоем у микрофона.
На какую-то долю секунды Мария испугалась, что Марат задействует все свои вокальные возможности, весь объем своего великолепного голоса, от которого, когда он поет «эта песня с тобой навсегда», по коже бегают мурашки, а в окнах дрожат стекла. И на его фоне ее скромное сопрано просто потеряется. Но нет, Марик вел партию очень деликатно, стараясь, чтобы его баритон только оттенял хозяйку концерта. И «Вечера» прозвучали у них так нежно и проникновенно, будто они признавались в любви друг другу, а не подмосковным закатам.
Грохот тех аплодисментов еще долго стоял у Марии в ушах. Она слышала его раз за разом на следующих концертах в Республике. На них Марат уже не появлялся, он ждал ее за кулисами, не раскрывая публике своего присутствия — не хотел мешать. Но в городе, а может, и во всей Республике певицу Марию Беляеву уже все воспринимали как невесту их обожаемого Марата Агдавлетова. И заочно полюбили, выражая любовь цветами, аплодисментами и полными аншлагами на всех концертах. И честно сказать, Марию такое положение вещей абсолютно не расстраивало. У нее даже не было времени над ним раздумывать — все ее мысли отныне занимал Марат.