Маэстро и другие

Единственной проблемой оставался Маэстро. Говорить ему или нет? Нужно ли просить у него разрешения? После короткого обсуждения всех за и против была принята линия поведения, предложенная Паниццей: мы, конечно, попросим его разрешения, в смысле, мы скажем ему, что хотим сделать, если он будет не против, хорошо, а если против, пусть катится ко всем чертям, куда он посылает нас, когда строит из себя демократа, потому что свободное время трудящихся принадлежит вышеназванным трудящимся, и точка!

Дамико согласился стать художественным руководителем и режиссером первого спектакля и, открыв толстую папку, полную записей и графиков, предложил начать с пьесы, о которой давно думал: «Добрый человек из Сезуана» Бертольта Брехта. И рассказал о собственном видении спектакля, который будет отличаться от поставленного в свое время Маэстро. О распределении ролей ему надо будет еще подумать, и он сделает это, как можно скорее.

— А чем он будет отличаться? — спросил мало что понявший Паницца.

— Тем, что будет менее заумным, более непосредственным, более гуманным, более поэтичным, — уточнил Дамико.

— И более коротким? — поинтересовался Нуволари.

— И более коротким, — подтвердил Дамико.

После этого заверения вопросов больше не было.

То, что Цюрихский Гном еще не решил вопрос с распределением ролей, было неправдой, но, поскольку речь шла о людях, достаточно близких к дирекции Театра, он предпочел удвоить осторожность. Он подождал, пока Маэстро уедет в Киберон, дал отметить событие праздничным ужином, от участия в котором предпочел отказаться, дипломатично сославшись на головную боль, и днем позже пригласил на обед Сюзанну Понкья под предлогом обсудить с ней один важный вопрос.

Это был тот самый день, когда Сюзанна позвонила в Киберон, о чем подробно рассказано в пятой главе. Положив трубку, она отправилась на встречу с Энрико Дамико в ресторан экологически чистой пищи, где Цюрихский Гном имел привычку питаться. Шестое чувство подсказало ей ослушаться Маэстро и не называть ему имя таинственной персоны, стоявшей у истоков инициативы. И правильно сделала: Дамико, прекратив жевать непонятно из чего приготовленную закуску, напоминающую яичницу из чуингама, предложил ей роль Шен Де. На что Сюзанна ответила коротким смешком. Но достаточно было ему сказать: подумай хорошенько, как в тот же миг она согласилась. Искус сработал еще быстрее, чем тот, которого ведьмы запустили в душу леди Макбет, и бессмысленно здесь рассуждать о загадках психики, сближающих отчаяние античных героев с современными внезапными надеждами на реванш, душу рабыни — с мечтой о славе. К салату из фиников Понкья уже была согласна на все; к бифштексу из сои созрела для высказывания своих требований к актеру, которого хотела бы видеть своим партнером.

— Кто будет играть летчика? — спросила она тоном примадонны.

И, как в старых комедиях семнадцатого века, ровно в эту минуту дверь ресторана распахнулась.

— А вот и он, собственной персоной! — сказал Дамико, широким жестом указывая на вошедшего.

С плащом, переброшенным через руку, и с новым фуляром на шее к ним шел, лавируя между тесно стоящими столами, Грегорио Италиа.

— Все в порядке! — тотчас объявил ему Дамико.

И Грегорио Италиа, который обычно отделывался коротким «привет», на этот раз, склонившись, поцеловал руку Сюзанне, как поступал в одном из виденных им фильмов Фред Астер с рукой Джинджер Роджерс[16].