16 января 1938 года Бруно Вальтер продирижировал Венским филармоническим, сыгравшим Девятую симфонию Густава Малера, – произведение, первое исполнение которого они же совместно осуществили двадцатью пятью годами раньше, через несколько месяцев после смерти композитора. Концертмейстером оркестра все еще оставался зять Малера Арнольд Розе. К тому времени на музыку Малера был наложен в Германии расовый запрет, а англоязычные страны, поджав губы, отвергали ее за чрезмерно откровенную эмоциональность. В ворота Австрии уже стучался Адольф Гитлер и присутствовавшие в зале встревоженные происходящим люди понимали, что, возможно, услышать эту музыку еще раз им до конца их дней не придется. В первом ряду сидели вдова Малера, Альма, и канцлер Австрии Курт Шушниг, который две недели спустя сдал свою страну Третьему Рейху. Многим из тех, кто находился в зале, и шестерым из сидевших в оркестре предстояло погибнуть в нацистских концентрационных лагерях. В качестве предвестия роковой судьбы эта пластинка имеет в западной цивилизации – со времени появления письмен на стене пиршественного зала Валтасара – лишь очень немногочисленные параллели.
Да и само музыкальное исполнение словно свидетельствует о даре предвидения, которым были наделены эти музыканты. Вступление выглядит зловеще торжественным, однако страха в нем не ощущается, – лишь величавое достоинство и неспешность. По мере увеличения темпа в музыке проступает отважный вызов, надмирная отстраненность, которой нет дела до грохочущих сапог политических событий. Ироничность второй части ядовито подчеркнута, а в бурлескном рондо оркестр подходит к самой границе беспечности, ни разу, однако, не переступая ее. Напряженный финал избегает соблазна утешительности, предпочитая бескомпромиссно смотреть в лицо неизбежному мрачному будущему. Прощальное соло Розе невыносимо трогательно, линию свою он ведет спокойно и твердо. Через несколько недель его избили громилы в мундирах, и он бежал в Лондон, где умер под конец войны в нищете, уже зная, что его дочь, скрипачку Альму, убили в Освенциме.
Фред Гейсберг, увезший с собой эту первую запись последней симфонии Малера, понимал, что крошечный рыночный потенциал ее уменьшается с каждым днем. Ко времени, когда он закончил первую редакцию записи, Вальтер уже находился в Голландии – бездомный беженец, пытавшийся добыть британскую или американскую визу. Дирижер раскритиковал некоторую грубость в игре струнных, однако решил, что это исполнение все же заслуживает того, чтобы выпустить его в свет. Пластинка вышла перед самой войной, и несколько экземпляров ее добрались до оккупированной нацистами Европы. В Праге молодые композиторы собрались в квартире Виктора Ульмана, чтобы почерпнуть силы из этой запрещенной музыки. Ульман, посвятивший памяти Густава Малера единственную свою фортепьянную сонату, уже был внесен вместе с большинством его друзей в списки лиц, подлежавших депортации в Терезинштадт, и в конечном итоге погиб в газовой камере Освенцима.
Pablo (Pau) Casals
EMI: London, 23 November 1936; Paris 2-3 June 1939 and 13 June 1939
[
Пабло (Пау) Казальс.
EMI: Лондон, 23 ноября 1936; Париж, 2-3 июня 1939 и 13 июня 1939.]
Шесть баховских сюит для виолончели соло оставались практически не известными до тех пор, пока в 1890 году некий мальчик не купил их в одном из магазинов Барселоны и не выбрал для утренних упражнений – да так и играл потом каждый день перед завтраком до конца своей долгой жизни. Мальчиком этим был Пау Казальс, а успех, выпавший на долю его записи, сделал сюиты широко известными.
Крепко зажмуривавшийся на сцене, Казальс сообщает этой музыке духовное измерение, которого сам композитор, вероятно, в виду не имел. В разгар гражданской войны в Испании он играл этот цикл перед рабочими и солдатами-республиканцами. Казальс говорил, что счастливейшим днем его жизни был тот, в который он исполнил сюиту ми-бемоль перед аудиторией из 8000 человек. Когда Республика пала, он обратил сюиты в скорбный плач и укор, отказываясь ступать на родную землю, пока она находится под правлением фашистов.